Когда я вернулся, мне сказали, что мальчик отказался впускать кого-либо в комнату.
— Вы не можете войти, — говорил он. — Вы не должны заразиться.
Я вошел к нему и нашел его именно в том положении, в котором оставил его, с бледным лицом, но щеками, покрасневшими от жара, с застывшим взглядом, устремленным на спинку кровати. Я смерил ему температуру.
— Что там?
— Около ста градусов, — ответил я. Термометр показывал сто два и четыре десятых.
— Раньше было сто два? — спросил он.
— Кто это тебе сказал?
— Доктор.
— Температура у тебя не высокая, — сказал я. — Беспокоиться нечего.
— Я не беспокоюсь, — сказал он, — только не могу не думать.
— А ты не думай, — сказал я. — Не надо волноваться.
— Я не волнуюсь, — сказал он, глядя прямо перед собой. Он словно напрягал все силы, чтобы сосредоточиться на какой-то мысли.
Я сел и открыл книгу про пиратов. Но я видел, что он не слушает, поэтому перестал читать.
Когда я вернулся, мне сказали, что мальчик отказался впускать кого-либо в комнату.
— Вы не можете войти, — говорил он. — Вы не должны заразиться.
Я вошел к нему и нашел его именно в том положении, в котором оставил его, с бледным лицом, но щеками, покрасневшими от жара, с застывшим взглядом, устремленным на спинку кровати. Я смерил ему температуру.
— Что там?
— Около ста градусов, — ответил я. Термометр показывал сто два и четыре десятых.
— Раньше было сто два? — спросил он.
— Кто это тебе сказал?
— Доктор.
— Температура у тебя не высокая, — сказал я. — Беспокоиться нечего.
— Я не беспокоюсь, — сказал он, — только не могу не думать.
— А ты не думай, — сказал я. — Не надо волноваться.
— Я не волнуюсь, — сказал он, глядя прямо перед собой. Он словно напрягал все силы, чтобы сосредоточиться на какой-то мысли.
Я сел и открыл книгу про пиратов. Но я видел, что он не слушает, поэтому перестал читать.
— Как ты думаешь, когда я умру? — спросил он.
— Ты не умрешь. Что это с тобой?