Иванов решил уехать из дома, потому что он не находил себе места в той жизни, что шла в его семье. Пока его не было, мать и дети привыкли жить одни и одни справляться со всеми невзгодами. Иванову надо было встраиваться в их жизнь, узнавать её, учиться понимать её. Его отъезд был бессознательным протестом против необходимости вникать в нюансы взаимоотношений, как-то приноравливаться. Проста и понятна была жизнь в армии, где приказ не обсуждается, большинство бытовых проблем решается автоматически, а движение и цели сугубо внешние и задаются командованием. В армии преимущественно мужчины, никто не входит ни в чьё положение, не учитывает ничьих эмоций, и все находятся приблизительно в равных условиях. Была тоска по такой упорядоченности и заданное™ целей.
Однако подспудно в Иванове всё равно просыпался мирный житель, потому что он не был бездушным человеком, просто какие-то чувства его за ненадобностью на фронте атрофировались, точно так же как ссыхаются мышцы после вынужденного простоя, и после их надо специально тренировать, заново возвращая им чувствительность и эластичность. Ряд впечатлений в поезде, его дети, бегущие за ним (а он-то убедил себя, что никому дома не нужен) дали ему возможность выйти на другой уровень открытости перед самом собой. Он вновь ощутил родство с городком, с семьёй, его сердце вспомшию любовь и привязанность к дому и детям. Если раньше он чувствовал от себя, думая только о себе и своих реакциях на происходящее, то теперь он почувствовал и жизнь других, перестал дивиться ей со стороны, погрузился в её ритм. Он вернулся душевно.
Сам герой об этом ничего не говорит, об этом говорит писатель в следующей фразе: «Прежде он чувствовал другую жизнь через преграду самолюбия и собственного интереса, а теперь внезапно коснулся её обнажившимся сердцем».
Однако подспудно в Иванове всё равно просыпался мирный житель, потому что он не был бездушным человеком, просто какие-то чувства его за ненадобностью на фронте атрофировались, точно так же как ссыхаются мышцы после вынужденного простоя, и после их надо специально тренировать, заново возвращая им чувствительность и эластичность. Ряд впечатлений в поезде, его дети, бегущие за ним (а он-то убедил себя, что никому дома не нужен) дали ему возможность выйти на другой уровень открытости перед самом собой. Он вновь ощутил родство с городком, с семьёй, его сердце вспомшию любовь и привязанность к дому и детям. Если раньше он чувствовал от себя, думая только о себе и своих реакциях на происходящее, то теперь он почувствовал и жизнь других, перестал дивиться ей со стороны, погрузился в её ритм. Он вернулся душевно.
Сам герой об этом ничего не говорит, об этом говорит писатель в следующей фразе: «Прежде он чувствовал другую жизнь через преграду самолюбия и собственного интереса, а теперь внезапно коснулся её обнажившимся сердцем».