градация идёт так: сначала мы видим Манилова, думаем, мол, какой он плохой, весь такой славный и ленивый, фу, кто может быть хуже. Потом мы встречаем на страницах произведения Коробочку. Думаем, что все-таки есть кто-то хуже Манилова. И это Коробочка. Она - тот еще скопидом, ла вообще дубина, блин. Вот она - самое дно. Читаем дальше. Всё. Дно пробито. Ноздрёв еще хлеще Коробочки. Гадкий, лживый, безхозяйственный... Но тут появляется Ноздрёв. Теперь всё. Хуже всех он. Неотесанный медведь. Тупой и вообще глубина, как Коробочка, да даже дубиннее. Все, думаешь, градация закончилась? А вот нет. Приз за самое донное дно получает господин Плюшкин. Неимоверно жадный, скупой, мелочный, да еще с мёртвой душой.
Таким образом, в ходе наблюдения за разъезжанием Чичикова по помешикам, мы видим прямую градацию по степени омертвления души
градация идёт так: сначала мы видим Манилова, думаем, мол, какой он плохой, весь такой славный и ленивый, фу, кто может быть хуже. Потом мы встречаем на страницах произведения Коробочку. Думаем, что все-таки есть кто-то хуже Манилова. И это Коробочка. Она - тот еще скопидом, ла вообще дубина, блин. Вот она - самое дно. Читаем дальше. Всё. Дно пробито. Ноздрёв еще хлеще Коробочки. Гадкий, лживый, безхозяйственный... Но тут появляется Ноздрёв. Теперь всё. Хуже всех он. Неотесанный медведь. Тупой и вообще глубина, как Коробочка, да даже дубиннее. Все, думаешь, градация закончилась? А вот нет. Приз за самое донное дно получает господин Плюшкин. Неимоверно жадный, скупой, мелочный, да еще с мёртвой душой.
Таким образом, в ходе наблюдения за разъезжанием Чичикова по помешикам, мы видим прямую градацию по степени омертвления души