L’inconnue
Je prenais toujours l’autobus à la gare Saint-Lazare, et l’inconnue montait à l’arrêt du Palais-Royal. Je voyais apparaître sa silhouette derrière la fontaine de la place. Je joueais à lui donner des noms : la demoiselle blonde, la petite herbe, l’inconnue aux yeux bleux. Elle montait dans l’autobus et s’asseyait dans un coin. Ce printemps-là elle lisait un livre ou un journal. Ce n’était pas une étudiante, plutôt une dactylo, une secrétaire ou peut-être une vendeuse d’un magasin de la rive gauche. Vingt-deux, vingt-trois ans.
Puis je la vis se transformer. Elle souriait en regardant par la fenêtre. En vérité elle ne devait voir ni les autos, ni le vieux Louvre, ni les flots verts ou gris de la Seine.
De temps à autre, elle rapprochait son sac de son coeur, l’ouvrait rapidement et en tirait quelque chose-probablement une photo-qu’elle regardait en la cachant dans le creux de la main.
L’alliance apparut à la fin de mars. Elle n’avait pas changé de trajet. Tous les matins la jeune femme prenait l’autobus. Un peu avant les vacances, elle commença à porter une robe claire. Ses joues devinrent plus pleines, ses lèvres plus mûres et brillantes.
Au début de septembre, quand je retrouvai Paris, je l’aperçus comme d’habitude levant le bras à l’arrêt de la fontaine. Elle prit place sur une banquette devant moi et ouvrit aussitôt son sac à main. Elle en tira une lettre de quatre pages. Je me dis : « Tiens, il est en voyage ».
L’automne approchait. Le visage de l’inconnue me parut s’attrister. Un matin de pluie, l’autobus était très plein, elle s’assit tout près de moi et j’aperçus rapidement l’enveloppe de la nouvelle lettre qu’elle lisait. Alors je compris tout. Il était donc soldat et ils s’étaient mariés en toute hâte avant son départ pour le sevice.
Je dus quitter Paris pour plusieurs mois. À mon retour, je changeai d’occupation. Je travaillais à un autre bout de Paris. Et l’image de l’inconnue se perdit aufond des souvenirs, il n’en restait qu’un sourire.

Неизвестная ЭТО ЗАГОЛОВОК Я ТАКОЕ УЖЕ ПЕРЕВОДИЛ

Я всегда садился в автобус на вокзале Сен-Лазар, а незнакомка ехала на остановке Пале-Рояля. Я видел, как за фонтаном на площади появился его силуэт. Я играл, давая ей имена : белокурая девица, маленькая травинка, голубоглазая незнакомка. Она забралась в автобус и села в углу. Той весной она читала книгу или газету. Это была не студентка, скорее машинистка, секретарша или, может быть, продавщица лавки на левом берегу. Двадцать два, двадцать три года.

Потом я увидел, как она преобразилась. Она улыбалась, глядя в окно. По правде говоря, ей не приходилось видеть ни автомашин, ни старого Лувра, ни зеленых или серых волн Сены.

Время от времени она приближала сумочку к сердцу, быстро открывала ее и извлекала из нее что-то-вероятно, фотографию, - которую разглядывала, пряча ее в ладони.

Союз появился в конце марта. Она не изменила маршрут. Каждое утро молодая женщина садилась в автобус. Незадолго до праздника она стала надевать светлое платье. Ее щеки стали полнее, губы более зрелыми и яркими.

В начале сентября, вернувшись в Париж, я увидел, как он, как обычно, поднял руку на остановке фонтана. Она села на сиденье напротив меня и тут же открыла сумочку. Она вытащила из него четырехстраничное письмо. Я говорю себе: »Вот, он в пути".

Приближалась осень. Лицо незнакомки показалось мне опечаленным. Однажды дождливым утром автобус был очень полон, она села рядом со мной, и я быстро увидел конверт с новым письмом, которое она читала. Тогда я все понял. Поэтому он был солдатом, и они поспешно поженились перед его отъездом в севицкую.

Мне пришлось уехать из Парижа на несколько месяцев. По возвращении я сменил занятие. Я работал на другом конце Парижа. И образ незнакомки растерялся в воспоминаниях, от него осталась только улыбка.

Неизвестная

Я всегда садился в автобус на вокзале Сен-Лазар, а незнакомка ехала на остановке Пале-Рояля. Я видел, как за фонтаном на площади появился его силуэт. Я играл, давая ей имена : белокурая девица, маленькая травинка, голубоглазая незнакомка. Она забралась в автобус и села в углу. Той весной она читала книгу или газету. Это была не студентка, скорее машинистка, секретарша или, может быть, продавщица лавки на левом берегу. Двадцать два, двадцать три года.

Потом я увидел, как она преобразилась. Она улыбалась, глядя в окно. По правде говоря, ей не приходилось видеть ни автомашин, ни старого Лувра, ни зеленых или серых волн Сены.

Время от времени она приближала сумочку к сердцу, быстро открывала ее и извлекала из нее что-то-вероятно, фотографию, - которую разглядывала, пряча ее в ладони.

Союз появился в конце марта. Она не изменила маршрут. Каждое утро молодая женщина садилась в автобус. Незадолго до праздника она стала надевать светлое платье. Ее щеки стали полнее, губы более зрелыми и яркими.

В начале сентября, вернувшись в Париж, я увидел, как он, как обычно, поднял руку на остановке фонтана. Она села на сиденье напротив меня и тут же открыла сумочку. Она вытащила из него четырехстраничное письмо. Я говорю себе: »Вот, он в пути".

Приближалась осень. Лицо незнакомки показалось мне опечаленным. Однажды дождливым утром автобус был очень полон, она села рядом со мной, и я быстро увидел конверт с новым письмом, которое она читала. Тогда я все понял. Поэтому он был солдатом, и они поспешно поженились перед его отъездом в севицкую.

Мне пришлось уехать из Парижа на несколько месяцев. По возвращении я сменил занятие. Я работал на другом конце Парижа. И образ незнакомки растерялся в воспоминаниях, от него осталась только улыбка.