В предреволюционный период главным врагом курса институционализирован- ного православия на конфессиональную унификацию в России становился зарож- дающийся мусульманский национализм. Он нес в себе различные устремления, в том числе модернизаторские по реалиям и потенциям, вливаясь в общий фронт тех сил, которые видели в самоопределении этноконфессиональных общностей не конъюнктурный элемент отдельных политических программ, а жизненный импе- ратив будущей России. Утрата православной ортодоксией стержневого значения в духовной жизни предреволюционной России была связана с провалом ее попыток создать интел- лектуально и эмоционально привлекательные общественные структуры ные не только укрепить собственный статус церкви, но и внести хотя бы подобие действительного единства в опасно дробящийся культурный ландшафт империи. Это проявлялось в следующих чертах православной ортодоксии: а) неумении конструировать новые модели реакции на иное мировоззрение (в частности, му- сульманство), отвечающие духу времени, с его преимущественно толерантной доминантой; б) не адекватно схватывать эмоциональные и онто- логические параметры этого иного, т. е. нехристианских (да и неправославных) форм бытия; в) ее упорным нежеланием признать если не равноценность, то хотя бы право на существование других типов восприятия и толкования иного. Тем самым предельно сужался спектр концептуальных и эвристических возможностей официально-церковного видения как ислама в целом, так и его разноликих пере- плетений с националистическими мировидениями[ 1]. То, что можно назвать, разумеется, весьма условно, «русской православной теорией ислама», оказалось не к изменению и выходу за собственные пределы, к диалогу с иными типами духовности. Правда, представления об исламе — стихийном, необузданном, самодостаточном,— о его противоречиях, трагедиях и победах, о его роли в судьбах всего человечества и особенно России не раз переосмысливались православной церковью и ее искренними охранителями из среды мирян. Но при этом православие и ислам всегда рисовались как части дихотомии, истинная и неистинная вера. Между тем автономизирующиеся от клерикализма светские направления русской историософской мысли, от П. Чаа- даева и А. Хомякова до евразийцев, все более последовательно стремились
Единственное сооружение, созданное руками человека, которое могут видеть с орбиты космонавты – Великая Китайская стена. Начало строительства датируется IV-III веком до нашей эры, как оборонительное сооружение от набегов азиатских племен в стратегически важном месте границы. В строительстве этого монументального сооружения участвовали 400 тысяч воинов. Свое начало стена берет в Шайханьгуане. Этот громадный земляной вал, обложенный камнями, громадным питоном проходит по опасным ущельям, обрывистым скалам и высохшим пустыням. Длина Стены составляет почти шесть тысяч километров, ее высота 7,8 м, ширина – 5,8 м. По всей длине стены на определенном расстоянии друг от друга выстроены сигнальные башни. Заканчивается это великое сооружение на заставе Цзяйгуань. По вершине Стены провозили необходимые грузы, доставляли боеприпасы во время военных действий. Сейчас туристам, которые преодолевают подъем на Стену пешком, выдается красочный диплом «Я был на Великой Китайской стене".
