Хобсбаум с первых же страниц книги заявляет о своей позиции "модерниста": нации вовсе не являются "столь же древними, как сама история", "современный смысл слова не старше XVIII века". Исследователь не может сказать, как отличить нации от других типов общностей, ведь все попытки установить объективные критерии нации - язык или этничность, или их сочетание - потерпели крах. По мнению Хобсбаума, в этом нет ничего удивительного. Иначе и быть не могло, ведь исторически новое, лишь возникающее и до сих пор еще не универсальное явление стараются поместить в постоянные и универсальные рамки. И за все время меняющихся критериев членства в нации трудно использовать данное понятие в описательных целях, однако очень удобно - для целей пропаганды. Хобсбаум отклоняет и "объективные", и "субъективные" определения нации. "Объективные" - на тех же основаниях, на каких за сто лет до него это сделал Э. Ренан. Субъективные же, на основе группового ("ежедневный плебисцит" Ренана) или индивидуального (австро-марксисты) самоопределения членов нации, представляются ему тавтологией. В конце концов, Хобсбаум останавливается на агностической позиции.
Исходным рабочим определением нации для Хобсбаума является "всякое достаточно крупное человеческое сообщество, члены которого воспринимают себя как нацию". И он предлагает начать с "идеи" нации, то есть национализма, а не с той "реальности", которая скрывается за этим понятием. Разные этапы национализма Хобсбаум связывает с изменением в мировой экономике. Строительство национальных государств в XIX в. совпало с классической эпохой свободной торговли. Джон Рае в Канаде, Александр Гамильтон в США и Фридрих Лист в Германии выдвинули идею протекционизма, защиты национальной экономики. Не случайно именно Лист сформулировал характерную "либеральную концепцию нации": нация должна быть достаточного размера, чтобы составить жизне единицу развития. В середине XIX в. таковыми не считались ни Бельгия, ни Португалия. Даже главный идеолог освободительной борьбы народов Мадзини предусматривал на будущей карте Европы лишь 12 государств и федераций и не допускал идеи независимой Ирландии.
Но все же основное место в работе Эрика Хобсбаума уделено политике, в частности роли государства в национальной консолидации. Английский историк нарисовал убедительную картину построения наций "сверху". В XIX в. жители европейских стран стали вступать в регулярный контакт с национальным государством и его агентами. С точки зрения государств и правящих классов вставала проблема политическая - как обеспечить преданность граждан, их идентификацию со страной и правящей системой. В последней трети XIX столетия стало ясно, что демократизация или по крайней мере неограниченное цензом участие граждан в выборах неизбежно. Все традиционные гарантии преданности населения своим правителям - династическая легитимность, божья воля, историческое право и преемственность власти, религиозное сплочение были серьезно ослаблены. В эпоху революций, либерализма, национализма, демократизации и подъема рабочего движения ни одно правительство не могло чувствовать себя спокойно. Оно должно было обратить своих подданных в "гражданскую религию" до того, как это сделали бы его соперники. Национализм, независимый от государства, мог превратиться в необыкновенно мощный козырь правительств, если бы чувства подлинной, экзистенциальной идентификации с "малой родиной" были перенесены на страну в целом. Став "народом", граждане страны обретают общую память, знаки и символы, общих персонажей. Государства стремились усилить патриотизм символами "воображаемой общности" независимо от того, где и когда они возникли. В ряде случаев государства просто "изобретают традицию".
Объяснение:
Хобсбаум с первых же страниц книги заявляет о своей позиции "модерниста": нации вовсе не являются "столь же древними, как сама история", "современный смысл слова не старше XVIII века". Исследователь не может сказать, как отличить нации от других типов общностей, ведь все попытки установить объективные критерии нации - язык или этничность, или их сочетание - потерпели крах. По мнению Хобсбаума, в этом нет ничего удивительного. Иначе и быть не могло, ведь исторически новое, лишь возникающее и до сих пор еще не универсальное явление стараются поместить в постоянные и универсальные рамки. И за все время меняющихся критериев членства в нации трудно использовать данное понятие в описательных целях, однако очень удобно - для целей пропаганды. Хобсбаум отклоняет и "объективные", и "субъективные" определения нации. "Объективные" - на тех же основаниях, на каких за сто лет до него это сделал Э. Ренан. Субъективные же, на основе группового ("ежедневный плебисцит" Ренана) или индивидуального (австро-марксисты) самоопределения членов нации, представляются ему тавтологией. В конце концов, Хобсбаум останавливается на агностической позиции.
Исходным рабочим определением нации для Хобсбаума является "всякое достаточно крупное человеческое сообщество, члены которого воспринимают себя как нацию". И он предлагает начать с "идеи" нации, то есть национализма, а не с той "реальности", которая скрывается за этим понятием. Разные этапы национализма Хобсбаум связывает с изменением в мировой экономике. Строительство национальных государств в XIX в. совпало с классической эпохой свободной торговли. Джон Рае в Канаде, Александр Гамильтон в США и Фридрих Лист в Германии выдвинули идею протекционизма, защиты национальной экономики. Не случайно именно Лист сформулировал характерную "либеральную концепцию нации": нация должна быть достаточного размера, чтобы составить жизне единицу развития. В середине XIX в. таковыми не считались ни Бельгия, ни Португалия. Даже главный идеолог освободительной борьбы народов Мадзини предусматривал на будущей карте Европы лишь 12 государств и федераций и не допускал идеи независимой Ирландии.
Но все же основное место в работе Эрика Хобсбаума уделено политике, в частности роли государства в национальной консолидации. Английский историк нарисовал убедительную картину построения наций "сверху". В XIX в. жители европейских стран стали вступать в регулярный контакт с национальным государством и его агентами. С точки зрения государств и правящих классов вставала проблема политическая - как обеспечить преданность граждан, их идентификацию со страной и правящей системой. В последней трети XIX столетия стало ясно, что демократизация или по крайней мере неограниченное цензом участие граждан в выборах неизбежно. Все традиционные гарантии преданности населения своим правителям - династическая легитимность, божья воля, историческое право и преемственность власти, религиозное сплочение были серьезно ослаблены. В эпоху революций, либерализма, национализма, демократизации и подъема рабочего движения ни одно правительство не могло чувствовать себя спокойно. Оно должно было обратить своих подданных в "гражданскую религию" до того, как это сделали бы его соперники. Национализм, независимый от государства, мог превратиться в необыкновенно мощный козырь правительств, если бы чувства подлинной, экзистенциальной идентификации с "малой родиной" были перенесены на страну в целом. Став "народом", граждане страны обретают общую память, знаки и символы, общих персонажей. Государства стремились усилить патриотизм символами "воображаемой общности" независимо от того, где и когда они возникли. В ряде случаев государства просто "изобретают традицию".