Князь Серебрянный из произведения Толстого? Тот, который вернулся с дипломатической миссии, перешедшей в военные действия и узнал, что в стране новый стиль правления, а его невеста вышла замуж за друга его отца? Это легко: честный до невозможности, прямодушный человек, истинный патриот своей страны, не умеющий сдерживать себя, если сталкивается с неправдой или злоупотреблениями. Чувство чести в нем настолько глубоко, что он легко навлекает на себя гнев новых царских любимцев. Готов нести ответственность за свои действия, не чужд мук совести (эпизод с Еленой и её мужем) . Это цельная натура, которая если уж составит мнение о чем-либо, то сохраняет его долго. В любви и дружбе серьезен, сдержан, но на глубокие проявления чувств на самопожертвование во имя того, во что верит. Человек своего времени и своего сословия (может дать понять социальные границы собеседнику) , но при этом свободен от чванства и спеси. Надёжен, серьёзен, не смотря на относительно молодой возраст. Умеет владеть собой, но если дело касается до его заветных принципов, идеалов или нужно отстоять истину - становится непримиримым. В бою яростен, в мирное время умерен в удовольствиях жизни, даже аскетичен. 2)К конскому седлу опричника прикреплялись символы верности - метла, чтобы выметать измену, и собачья голова, чтобы выгрызать ее. Это был воин верной царю армии, которая исполняла функции личной охраны царя и его семьи. При зачислении каждый опричник клятвенно обещал разоблачать опасные замыслы, грозящие государю. Опричное войско подчинялось только царю. Они громили дома богатых и бедных, растаскивали имущество, угоняли крестьян. Судьи, видевшие свою задачу в охране привилегий опричнины, открыто покровительствовали верным людям царя. Но, принимая такой образ в качестве символа, мы признаем фактическую бесцельность опричнины, отсутствие иного замысла, кроме разорения страны, установления беззакония и ограбления народа.опять вы, сударь, с опричниками к нам ходить изволили... на сей раз накопирую: Опричное войско возглавили в основном выходцы из государева двора. Царь ввел неподсудность опричников общегосударственным органам власти и суда. Остальная часть государства получила наименование земщины. Она продолжала управляться Боярской думой, вынужденной по всем важнейшим вопросам испрашивать согласия царя. На устройство опричнины земщина была обложена единовременным налогом в 100 тысяч рублей. С территории опричнины выселялись многие местные землевладельцы, не зачисленные в «особный» двор, а их земли передавались дворянам-опричникам. Взятые в причнину дворяне лучше, чем другие помещики, наделялись землей и крестьянами, получали щедрые льготы. Этими земельными перераспределениями было в некоторой мере подорвано экономическое и политическое значение крупной земельной аристократии. С началом опричнины усилились опалы и казни. Проводниками опричных репрессий были боярин А. Д. Басманов, оружничий князь А. И. Вяземский, М. Л. Скуратов-Бельский. Учреждение опричнины и действия Ивана IV Грозного, направленные на физическое уничтожение подлинных и мнимых политических противников и конфискацию их земельных владений, вызвали протест части дворянства наподсудны были опричники окаянные, а, посему и творили на Руси смуту велику
Вещи и дела, аще не написании бывают, тмою покрываются и гробу беспамятства предаются, написании же яко одушевлении…
Русская сентенция
Рукописи не горят.
М. Булгаков
В опричном 1568 году оборвалась официальная летопись. В 1630 году окончательно оформлен «Новый летописец». А вот летописей, которые велись между этими датами, у историков нет. Неужели летописцы мимо этих трагических лет, исполненных борьбы буйных, непримиримых сил, остались равнодушны к бедствиям, обрушившимся на русскую землю, к народным страданиям, не воспели благородный патриотизм русских людей, освободивших с Мининым и Пожарским во главе Москву от интервентов? Неужели только плод фантазии – пушкинский Пимен?
Однако дело было не так. Историк В. Н. Татищев держал в руках летопись о «смуте» – «Историю Иосифа о разорении русском». Он называл ее в письме академику Шумахеру «сокровищем» и хотел непременно напечатать, чтобы сделать достоянием всех историков. Увы, драгоценная летопись после смерти историка сгорела в его имении. Однако ничто настоящее не исчезает бесследно. В сочинениях В. Н. Татищева сохранились ссылки на «Историю Иосифа», позволяющие получить представление о ее содержании.
О самом летописце мы знаем только, что он был келейником патриарха Иова. Но и это скупое свидетельство говорит о многом. Находясь в патриаршем окружении, пользуясь доверием Иова, живя в Москве в Чудове монастыре, в келье у патриарха, он получал огромную информацию, стекавшуюся сюда со всей страны. Многие важные события Иосиф мог наблюдать собственными глазами.
«История Иосифа» охватывает время с 1560 по 1613 год. Опричнина Ивана Грозного, судьба его сыновей, возвышение Бориса Годунова, его конфликт с боярами, появление, торжество и гибель самозванца, «разорение русское» от интервентов и героическая борьба с ними русского народа – все это нашло отражение в летописи Иосифа. А возможно, что она повествовала и о первых годах царствования Михаила Федоровича. Видимо, летописец был суров, а перо его живописало события ярко и беспристрастно. В. Н. Татищев пишет: «Монах Иосиф сказует, что он (Борис Годунов – В. К. ) тому, которого погубить намеревался, наиболее ласкал и за великого приятеля почитал, а, погубя, со слезами лицемерно сожалел и тяжкою клятвою свою невинность утверждал: толико тайно людей погубил украдчи, что и до днесь никто не знает, где делось и как украдены».
Иосифа интересовали не только судьбы царей и борьба придворных группировок за власть, участие в ней патриарха, Годунова и других бояр, но и положение народных масс. От Иосифа мы узнали, что холопы подали челобитие Василию Шуйскому, чтобы не быть им рабами.
Как мне удалось установить, еще до Татищева летописью Иосифа воспользовался монах Желтоводского монастыря на Волге Тихон, когда составлял во второй половине XVII века так называемую Латухинскую степенную книгу. В. Н. Татищев, истинный сын своего века, убежденный рационалист, стремясь выделить политическое содержание летописи, пересказывал труд Иосифа своими словами. Тихон же, интересовавшийся теорией стихосложения и сам сочинявший вирши, натура поэтическая, привел с небольшими сокращениями подлинные куски из летописи, поражающие литературным даром автора, драматизмом и экспрессивностью в изображении событий, людских страстей и характеров. Н. М. Карамзин поместил эти куски в примечаниях к своей «Истории государства Российского». Один из них, повествующий о бегстве князя Курбского и о присылке им своего «верного раба» В. Шибанова с «досадительным письмом» к царю, пройдя через «Историю» Карамзина, вдохновил А. К. Толстого на создание «Василий Шибанов», другие – использованы тем же А. К. Толстым в знаменитой драматической трилогии.
«История Иосифа» отражена и в «Новом летописце». Поэтому, когда А. С. Пушкин, знакомый с примечаниями Н. М. Карамзина и с «Летописью о многих мятежах», представляющей одну из редакций «Нового летописца», писал в 1830 году, что при создании «Бориса Годунова» «…в летописях старался угадать образ мыслей и язык тогдашних времян», он, не ведая того, указывал на свое следование прежде всего Иосифу. Именно Иосиф, стремившийся дойти до сути событий, предсказать их развитие и результаты, Иосиф, ясно понимавший неотвратимость исторического возмездия, более всего отвечает пушкинскому идеалу историка – «быть судиею, наблюдателем и пророком веков и народов». Именно он, в конечном счете, стал прототипом бессмертного образа Пимена. Возможно, мы бы вновь встретились с Пименом, если бы Пушкину удалось исполнить свой замысел и написать в продолжение «Бориса Годунова» – «Лжедмитрия» и «Василия Шуйского».
Опричное войско возглавили в основном выходцы из государева двора. Царь ввел неподсудность опричников общегосударственным органам власти и суда. Остальная часть государства получила наименование земщины. Она продолжала управляться Боярской думой, вынужденной по всем важнейшим вопросам испрашивать согласия царя. На устройство опричнины земщина была обложена единовременным налогом в 100 тысяч рублей.
С территории опричнины выселялись многие местные землевладельцы, не зачисленные в «особный» двор, а их земли передавались дворянам-опричникам. Взятые в причнину дворяне лучше, чем другие помещики, наделялись землей и крестьянами, получали щедрые льготы. Этими земельными перераспределениями было в некоторой мере подорвано экономическое и политическое значение крупной земельной аристократии. С началом опричнины усилились опалы и казни. Проводниками опричных репрессий были боярин А. Д. Басманов, оружничий князь А. И. Вяземский, М. Л. Скуратов-Бельский. Учреждение опричнины и действия Ивана IV Грозного, направленные на физическое уничтожение подлинных и мнимых политических противников и конфискацию их земельных владений, вызвали протест части дворянства
наподсудны были опричники окаянные, а, посему и творили на Руси смуту велику
Вещи и дела, аще не написании бывают, тмою покрываются и гробу беспамятства предаются, написании же яко одушевлении…
Русская сентенция
Рукописи не горят.
М. Булгаков
В опричном 1568 году оборвалась официальная летопись. В 1630 году окончательно оформлен «Новый летописец». А вот летописей, которые велись между этими датами, у историков нет. Неужели летописцы мимо этих трагических лет, исполненных борьбы буйных, непримиримых сил, остались равнодушны к бедствиям, обрушившимся на русскую землю, к народным страданиям, не воспели благородный патриотизм русских людей, освободивших с Мининым и Пожарским во главе Москву от интервентов? Неужели только плод фантазии – пушкинский Пимен?
Однако дело было не так. Историк В. Н. Татищев держал в руках летопись о «смуте» – «Историю Иосифа о разорении русском». Он называл ее в письме академику Шумахеру «сокровищем» и хотел непременно напечатать, чтобы сделать достоянием всех историков. Увы, драгоценная летопись после смерти историка сгорела в его имении. Однако ничто настоящее не исчезает бесследно. В сочинениях В. Н. Татищева сохранились ссылки на «Историю Иосифа», позволяющие получить представление о ее содержании.
О самом летописце мы знаем только, что он был келейником патриарха Иова. Но и это скупое свидетельство говорит о многом. Находясь в патриаршем окружении, пользуясь доверием Иова, живя в Москве в Чудове монастыре, в келье у патриарха, он получал огромную информацию, стекавшуюся сюда со всей страны. Многие важные события Иосиф мог наблюдать собственными глазами.
«История Иосифа» охватывает время с 1560 по 1613 год. Опричнина Ивана Грозного, судьба его сыновей, возвышение Бориса Годунова, его конфликт с боярами, появление, торжество и гибель самозванца, «разорение русское» от интервентов и героическая борьба с ними русского народа – все это нашло отражение в летописи Иосифа. А возможно, что она повествовала и о первых годах царствования Михаила Федоровича. Видимо, летописец был суров, а перо его живописало события ярко и беспристрастно. В. Н. Татищев пишет: «Монах Иосиф сказует, что он (Борис Годунов – В. К. ) тому, которого погубить намеревался, наиболее ласкал и за великого приятеля почитал, а, погубя, со слезами лицемерно сожалел и тяжкою клятвою свою невинность утверждал: толико тайно людей погубил украдчи, что и до днесь никто не знает, где делось и как украдены».
Иосифа интересовали не только судьбы царей и борьба придворных группировок за власть, участие в ней патриарха, Годунова и других бояр, но и положение народных масс. От Иосифа мы узнали, что холопы подали челобитие Василию Шуйскому, чтобы не быть им рабами.
Как мне удалось установить, еще до Татищева летописью Иосифа воспользовался монах Желтоводского монастыря на Волге Тихон, когда составлял во второй половине XVII века так называемую Латухинскую степенную книгу. В. Н. Татищев, истинный сын своего века, убежденный рационалист, стремясь выделить политическое содержание летописи, пересказывал труд Иосифа своими словами. Тихон же, интересовавшийся теорией стихосложения и сам сочинявший вирши, натура поэтическая, привел с небольшими сокращениями подлинные куски из летописи, поражающие литературным даром автора, драматизмом и экспрессивностью в изображении событий, людских страстей и характеров. Н. М. Карамзин поместил эти куски в примечаниях к своей «Истории государства Российского». Один из них, повествующий о бегстве князя Курбского и о присылке им своего «верного раба» В. Шибанова с «досадительным письмом» к царю, пройдя через «Историю» Карамзина, вдохновил А. К. Толстого на создание «Василий Шибанов», другие – использованы тем же А. К. Толстым в знаменитой драматической трилогии.
«История Иосифа» отражена и в «Новом летописце». Поэтому, когда А. С. Пушкин, знакомый с примечаниями Н. М. Карамзина и с «Летописью о многих мятежах», представляющей одну из редакций «Нового летописца», писал в 1830 году, что при создании «Бориса Годунова» «…в летописях старался угадать образ мыслей и язык тогдашних времян», он, не ведая того, указывал на свое следование прежде всего Иосифу. Именно Иосиф, стремившийся дойти до сути событий, предсказать их развитие и результаты, Иосиф, ясно понимавший неотвратимость исторического возмездия, более всего отвечает пушкинскому идеалу историка – «быть судиею, наблюдателем и пророком веков и народов». Именно он, в конечном счете, стал прототипом бессмертного образа Пимена. Возможно, мы бы вновь встретились с Пименом, если бы Пушкину удалось исполнить свой замысел и написать в продолжение «Бориса Годунова» – «Лжедмитрия» и «Василия Шуйского».