Казалось бы, вопросы милосердия не слишком интересовали реалиста и сатирика, виртуозного стилиста Н.С.Лескова. Тем не менее почти в каждом его произведении, как бы на втором плане, зашифрованно, звучит: люди, будьте добры друг к ДРУГУ- Этический аспект, не отменяя социального обличения, выдвигается на первый план и в рассказе "Зверь". В этой ситуации опять происходит испытание человека на человечность. События увидены как бы двойным зрением: впечатления пятилетнего ребенка,, воспринимающего мир сугубо эмоционально, передаются уж% зрелым человеком как его детские воспоминания. В мире взрослых понятия "зверь" и "человек" далеко разведены. В детском восприятии медведь Сганарель и крепостной Ферапонт уравниваются чувством любви и сострадания к ним обоим: "Нам было жаль Сганареля, жаль и Ферапонта, и мы даже не могли себе решить, кого из них двух мы больше жалеем". Но человек и зверь в лесковском рассказе уравниваются и художественно. В нем постоянно звучит мотив подобия медведя и крепостного, обрисованных почти одними и теми же словами: красавец Ферапонт — "среднего роста, очень ловкий, сильный и смелый", Сганарель был "большим, матерым медведем, необыкновенной силы, красоты и ловкости" Это сходство еще более увеличивает бессознательное подражание медведя человеку. Сганарель умел ходить на двух лапах, бить в барабан, маршировать с большой палкой, таскать кули с мукой на мельницу, надевать мужицкую шляпу. Рациональная логика как будто оправдывает уничтожение медведя, в котором пробудились звериные инстинкты. Но против нее восстает нелогичное человеческое чувство, чувство сострадания к другому живому существу И непосредственное душевное движение ребенка у Лескова безошибочнее рациональной логики, которая обнаруживает свою внутреннюю противоречивость. Зверь осуждается на казнь, и его приговаривают к смерти по закону, придуманному людьми для людей Преданность зверя человеку заставляет оценить этот приговор как предательство со стороны людей Недаром возникает неожиданная параллель, выходящий из ямы Сганарель напоминает короля Лира. А на наивный вопрос ребенка, можно ли за Сганареля, старая няня, подумав, отвечает, что "медведь — тоже Божие создание, и он плавал с Ноем в ковчеге" Ферапонт все-таки зверя, но суть рассказа в том, что, избавив от неминуемой гибели медведя, он тем самым и человека, развращенного безграничной властью крепостника. Деспотизм, субъективно понимаемый как мужественная сила и непреклонная твердость духа, уступает мягкосердечию, которое раньше расценивалось как непростительная слабость. Недаром Ферапонта называют "укротителем зверя". Своеобразное "укрощение зверя" происходит и в рассказе "Старый гений". Право на такое "странное сближенье" дает реплика повествователя: должник "маленькой старушки" был "зверь травленый" и потому не боялся ни намеков, ни угроз своей беззащитной кредиторши Рассказ этот читается с улыбкой, но в нем есть свой драматизм. Драматичность эта не только в угрозе бедности и бездомности, нависшей над старушкой, ее больной дочерью и внучкой. Не менее важно, что должник обманул их доверие и тем самым пошатнул веру в людей вообще. "Старый гений", восстанавливая попранную справедливость, возвращает и утраченную было веру в обязательное торжество добра, и неотвратимость возмездия за зло Лескову не жаль для "пассажного гения" столь высокого определения, он не вкладывает в него никакой иронии "Гений" покарал "злодейство", и для автора важен не малый "масштаб"гениальности, а важна ее высокая суть Человеческий талант, в чем бы он ни проявлялся, всегда вносит в жизнь светлое, жизнеутверждающее начало, потому что необходимо связан, по Лескову, с духовной красотой и теплотой человеческого сердца.
Этический аспект, не отменяя социального обличения, выдвигается на первый план и в рассказе "Зверь". В этой ситуации опять происходит испытание человека на человечность. События увидены как бы двойным зрением: впечатления пятилетнего ребенка,, воспринимающего мир сугубо эмоционально, передаются уж% зрелым человеком как его детские воспоминания.
В мире взрослых понятия "зверь" и "человек" далеко разведены. В детском восприятии медведь Сганарель и крепостной Ферапонт уравниваются чувством любви и сострадания к ним обоим: "Нам было жаль Сганареля, жаль и Ферапонта, и мы даже не могли себе решить, кого из них двух мы больше жалеем". Но человек и зверь в лесковском рассказе уравниваются и художественно. В нем постоянно звучит мотив подобия медведя и крепостного, обрисованных почти одними и теми же словами: красавец Ферапонт — "среднего роста, очень ловкий, сильный и смелый", Сганарель был "большим, матерым медведем, необыкновенной силы, красоты и ловкости" Это сходство еще более увеличивает бессознательное подражание медведя человеку. Сганарель умел ходить на двух лапах, бить в барабан, маршировать с большой палкой, таскать кули с мукой на мельницу, надевать мужицкую шляпу.
Рациональная логика как будто оправдывает уничтожение медведя, в котором пробудились звериные инстинкты. Но против нее восстает нелогичное человеческое чувство, чувство сострадания к другому живому существу И непосредственное душевное движение ребенка у Лескова безошибочнее рациональной логики, которая обнаруживает свою внутреннюю противоречивость. Зверь осуждается на казнь, и его приговаривают к смерти по закону, придуманному людьми для людей Преданность зверя человеку заставляет оценить этот приговор как предательство со стороны людей Недаром возникает неожиданная параллель, выходящий из ямы Сганарель напоминает короля Лира. А на наивный вопрос ребенка, можно ли за Сганареля, старая няня, подумав, отвечает, что "медведь — тоже Божие создание, и он плавал с Ноем в ковчеге"
Ферапонт все-таки зверя, но суть рассказа в том, что, избавив от неминуемой гибели медведя, он тем самым и человека, развращенного безграничной властью крепостника. Деспотизм, субъективно понимаемый как мужественная сила и непреклонная твердость духа, уступает мягкосердечию, которое раньше расценивалось как непростительная слабость. Недаром Ферапонта называют "укротителем зверя".
Своеобразное "укрощение зверя" происходит и в рассказе "Старый гений". Право на такое "странное сближенье" дает реплика повествователя: должник "маленькой старушки" был "зверь травленый" и потому не боялся ни намеков, ни угроз своей беззащитной кредиторши Рассказ этот читается с улыбкой, но в нем есть свой драматизм. Драматичность эта не только в угрозе бедности и бездомности, нависшей над старушкой, ее больной дочерью и внучкой. Не менее важно, что должник обманул их доверие и тем самым пошатнул веру в людей вообще. "Старый гений", восстанавливая попранную справедливость, возвращает и утраченную было веру в обязательное торжество добра, и неотвратимость возмездия за зло
Лескову не жаль для "пассажного гения" столь высокого определения, он не вкладывает в него никакой иронии "Гений" покарал "злодейство", и для автора важен не малый "масштаб"гениальности, а важна ее высокая суть Человеческий талант, в чем бы он ни проявлялся, всегда вносит в жизнь светлое, жизнеутверждающее начало, потому что необходимо связан, по Лескову, с духовной красотой и теплотой человеческого сердца.