Войдя в Рим, я была поражена его великолепием: домами, храмами, алтарями, колоннами. Еще меня удивило то, как много людей собралось в нем. Я осмотрела холмы, между которых стоит город, прогулялся на набережную реки Тибр, поглядел на храм верховного бога Юпитера. Потом я зашла на Форум, чтобы посмотреть на богатых римлян, одетых в тоги. Форум — это такое место, где собираются римские граждане, по делам или просто так. Я завершила прогулку около колонны императора Траяна, поставленной в честь победы римских легионеров над варварами.
Я присела отдохнуть около особняка аристократа. Здесь я наблюдала, как из дома рабы вынесли лектику — носилки с шатром. В них сидела богатая патрицианка, вся увешанная драгоценностями. Рабы понесли носилки с госпожой по улице, а следом шли рабы-охранники. Немного спустя из дома вышли еще рабы с корзинами и отправились в сторону рынка. Я вообще заметилп, что римляне, даже плебеи, сами почти не работают. За них все делают рабы.
Я проголодалась и купила пирожки у уличного торговца. Он тоже оказался рабом, но вольноотпущенником. Часть своей выручки он отдает хозяину.
Конечно, я увидела и Колизей. Его арена и амфитеатр поразили меня своими масштабами. Сюда как раз стекался народ. Император дарил народу зрелища гладиаторских боев в честь очередной победы своих легионов над противников. На арену выходили гладиаторы, целые отряды. Они были вооружены копьями, мечами, пиками. Рабы везли на колесах клетки с хищными пантерами и тиграми, привезенными из заморских стран. Сегодня люди и звери будут сражаться друг против друга. Проигравший погибнет.
Я поняла, что для римлян бой гладиаторов — обычное зрелище. Зрители спокойно жевали пирожки и сладости, держали на коленях своих детей в то время, как на арене лилась кровь. Я ушела из цирка, когда римские граждане заключали пари на деньги и болели за «своих» гладиаторов. Кто кого побьет: германцы или галлы? Люди чувствовали себя повелителями мира, гражданами Великой Империи, которая никогда не падет.
Япония была едва ли не единственной страной Востока, в чьем развитии период колониализма совпал не с состоянием общего, порой весьма острого внутреннего кризиса, а, наоборот, с моментом бурного внутриполитического подъема, связанного с преодолением кризисных тенденций в ходе так называемой реставрации Мэйдзи и последовавшей за тем серии важных конструктивных реформ. В те самые десятилетия, когда в одних странах Востока на передний план вышла клерикальная реакция, в других одряхлевшие династии не были в состоянии дать должный отпор колонизаторам, а в третьих политическая администрация, как и экономика, оказались под контролем иностранцев, японцы практически безо всякого заметного вмешательства извне, но с привлечением необходимых для быстрой модернизации страны заимствований наращивали темпы экономического роста, модернизировали принципы и методы промышленного производства, энергично и умело добивались необходимых для этого нововведений в политических институтах, правовых нормах, в сфере гражданских свобод, образования, культуры и т. д. Причем все это происходило без радикальной ломки устоявшихся традиций, без болезненного отказа от привычного образа жизни, но на основе гармонического усвоения и логической трансформации принципов и ценностей благотворного синтеза своего и чужого, старого и нового. В этом отношении Япония оказалась уникальным феноменом Востока, и эту уникальность она продолжает демонстрировать в наши дни. Серия реформ 1872–1873 гг. привели к энергичной трансформации японского общества и пробудили к жизни новые социальные и экономические силы, в свою очередь требовавшие для оптимизации условий своей деятельности новых преобразований. Провозглашение и реализация демократических нрав и свобод открывало путь для быстрого развития японского капитализма, развязывало руки молодой японской буржуазии, но необычно быстрые для отсталой восточной страны темпы ее социальной, экономической и политической трансформации во многом оплачивались страданиями простых людей – крестьян, лишавшихся земли и шедших в города, рабочих, которых нещадно и порой бесконтрольно эксплуатировали. Но это было нормой для всех стран раннего развивающегося капитализма – и рабочий день, длившийся 12–14 часов, и нищенские условия существования, и бесправие, и даже плетки надсмотрщиков и десятских. Японию не миновала эта доля, хотя преимуществом ее было то, что она этот путь довольно быстро, чему в частности, раннее развитие рабочего движения, появление профсоюзов. Но главное, что сыграло свою роль, – это культивирование патерналистских традиций, стремление предпринимателей наладить прямой контакт со своими рабочими на началах гармонии труда и капитала. Вначале весьма слабые, эти попытки в дальнейшем, с ростом уровня благосостояния страны и народа, стали реализовываться все успешнее, пока не достигли оптимального характера, каким отличаются взаимоотношения труда и капитала в Японии в наши дни. Ведь далеко не случайно бурно развивающаяся капиталистическая Япония вот уже на протяжении ряда десятилетий практически не знает мощных забастовок, подобных тем, что время от времени сотрясали ведущие капиталистические страны Европы и Америки.
Я присела отдохнуть около особняка аристократа. Здесь я наблюдала, как из дома рабы вынесли лектику — носилки с шатром. В них сидела богатая патрицианка, вся увешанная драгоценностями. Рабы понесли носилки с госпожой по улице, а следом шли рабы-охранники. Немного спустя из дома вышли еще рабы с корзинами и отправились в сторону рынка. Я вообще заметилп, что римляне, даже плебеи, сами почти не работают. За них все делают рабы.
Я проголодалась и купила пирожки у уличного торговца. Он тоже оказался рабом, но вольноотпущенником. Часть своей выручки он отдает хозяину.
Конечно, я увидела и Колизей. Его арена и амфитеатр поразили меня своими масштабами. Сюда как раз стекался народ. Император дарил народу зрелища гладиаторских боев в честь очередной победы своих легионов над противников. На арену выходили гладиаторы, целые отряды. Они были вооружены копьями, мечами, пиками. Рабы везли на колесах клетки с хищными пантерами и тиграми, привезенными из заморских стран. Сегодня люди и звери будут сражаться друг против друга. Проигравший погибнет.
Я поняла, что для римлян бой гладиаторов — обычное зрелище. Зрители спокойно жевали пирожки и сладости, держали на коленях своих детей в то время, как на арене лилась кровь. Я ушела из цирка, когда римские граждане заключали пари на деньги и болели за «своих» гладиаторов. Кто кого побьет: германцы или галлы? Люди чувствовали себя повелителями мира, гражданами Великой Империи, которая никогда не падет.
Серия реформ 1872–1873 гг. привели к энергичной трансформации японского общества и пробудили к жизни новые социальные и экономические силы, в свою очередь требовавшие для оптимизации условий своей деятельности новых преобразований. Провозглашение и реализация демократических нрав и свобод открывало путь для быстрого развития японского капитализма, развязывало руки молодой японской буржуазии, но необычно быстрые для отсталой восточной страны темпы ее социальной, экономической и политической трансформации во многом оплачивались страданиями простых людей – крестьян, лишавшихся земли и шедших в города, рабочих, которых нещадно и порой бесконтрольно эксплуатировали. Но это было нормой для всех стран раннего развивающегося капитализма – и рабочий день, длившийся 12–14 часов, и нищенские условия существования, и бесправие, и даже плетки надсмотрщиков и десятских. Японию не миновала эта доля, хотя преимуществом ее было то, что она этот путь довольно быстро, чему в частности, раннее развитие рабочего движения, появление профсоюзов. Но главное, что сыграло свою роль, – это культивирование патерналистских традиций, стремление предпринимателей наладить прямой контакт со своими рабочими на началах гармонии труда и капитала. Вначале весьма слабые, эти попытки в дальнейшем, с ростом уровня благосостояния страны и народа, стали реализовываться все успешнее, пока не достигли оптимального характера, каким отличаются взаимоотношения труда и капитала в Японии в наши дни. Ведь далеко не случайно бурно развивающаяся капиталистическая Япония вот уже на протяжении ряда десятилетий практически не знает мощных забастовок, подобных тем, что время от времени сотрясали ведущие капиталистические страны Европы и Америки.