и вправду, как европа пришла к демократии? в этой статье рассматриваются четыре книги, в которых утверждается, что приход демократии в европу в конце xix века не был исключительным и сверхдетерминированным следствием модернизации, как это традиционно изображается в рамках сравнительного подхода. вместо этого в них показывается, что беспорядочным политическим реалиям европы xix века также была присуща своя доля неопределенности, страхов и уступок, часто считающихся симптомами исключительно современной демократизации. конечно, продвижение в сторону всеобщего избирательного права для мужчины, повышения подотчетности исполнительной власти перед избранными национальными парламентами и институционализация гражданских прав резко изменили политические порядки европы периода «демократической эпохи». но вопросы остаются. как удалось достичь этих сложных институциональных нововведений в условиях, которые вряд ли могут считаться наиболее благоприятными? и какие уроки следует извлечь из этого опыта для осуществления сегодняшних попыток демократизации?
традиционное описание европейской демократизации исходит из довольно известной, хотя и вводящей в заблуждение периодизации, согласно которой переход европы к демократии был трудным, но крайне незаурядным, и происходил под воздействием неотвратимых «сил» . считается, что, пройдя сквозь века феодализма, абсолютизма, революций, через индустриализацию в «эпоху демократии», большинство крупных западных европейских стран успешно пересекли рубеж, за которым и приобрели те характеристики, которые мы приписываем демократии. несомненно, ключевым эмпирическим противоречием в рамках этого подхода становится провал демократии в межвоенный период, пусть даже учитывая кажущуюся надежность демократии в наиболее развитых странах мира . в результате, несмотря на завершение первой волны демократизации к середине xx века, распространилось убеждение в том, что между 1820-1920 гг. существовал независимый и точно идентифицируемый период, в котором волна демократизации изменила национальные политические институты и к формированию качественно отличного от своего предшественника нового политического режима.
естественно, существуют исключения из общей логики . обычно в качестве примера достаточно устойчивых «недемократий» того времени называют пруссию с ее трехклассовой избирательной системой, германию с относительно слабым национальным парламентом, южную италию с широко распространенной покупкой голосов и системой клиентелизма, бонапартизм наполеона iii, значительно ослабивший парламентские институты, а также великобританию с ее исключительно сложными правилами, ограничивающими возможность голосования и регистрации избирателей, призванными минимизировать политическое участие. но все это, как правило, расценивается в качестве периферийных отклонений от магистрального тренда той эпохи.
именно здесь кроется наиболее дерзкая догадка, высказываемая в рассматриваемых книгах: смена режима, даже когда речь идет о значимых примерах в европы, так часто приводимых в качестве образцов успешного «перехода» к демократии, оказывается куда более хаотичным и неоднозначным процессом, чем это обычно считается. европейская демократизация — как и любая другая — не просто представляла собой переход от одного режима к другому, но часто влекла или объявляла необходимым совмещение демократических реформ с микроуровневыми формальными и неформальными мерами, обеспечивающими безопасность недемократическойэлиты, включая процедуру формирования верхней палаты парламента, джерримендеринг, клиентелизм и коррумпированные правила регистрации голосов. как и в современных случаях смены политического режима, такие меры, как правило, характеризуются противоречивыми и непредсказуемыми последствиями. возможно, нацеленные на снижение неопределенности результатов «демократического соревнования», дабы власти и влиянию недемократической элиты ничто не угрожало, такие меры по иронии судьбы могут стать дополнительной опорой демократии, обеспечивая поддержку минимальных демократических процедур со стороны традиционных элитных групп. короче говоря, противоречивые итоги первой волны демократизации не так уж отличаются от современного опыта, что — как указывается в этих книгах — может оказаться достаточно полезным для понимания как первого, так и последнего.
башня, которой посвящено библейское предание, изложенное в 11-й главе книги бытие. согласно этому преданию, после всемирного потопа человечество было представлено одним народом, говорившим на одном языке. с востока люди пришли на землю сеннаар, где решили построить город, названный вавилоном, и башню до небес, чтобы «сделать себе имя». строительство башни было прервано богом, который заставил людей заговорить на разных языках, из-за чего они перестали понимать друг друга, не могли продолжать строительство города и башни и рассеялись по всей земле. таким образом, о вавилонской башне объясняет появление различных языков после всемирного потопа.
и вправду, как европа пришла к демократии? в этой статье рассматриваются четыре книги, в которых утверждается, что приход демократии в европу в конце xix века не был исключительным и сверхдетерминированным следствием модернизации, как это традиционно изображается в рамках сравнительного подхода. вместо этого в них показывается, что беспорядочным политическим реалиям европы xix века также была присуща своя доля неопределенности, страхов и уступок, часто считающихся симптомами исключительно современной демократизации. конечно, продвижение в сторону всеобщего избирательного права для мужчины, повышения подотчетности исполнительной власти перед избранными национальными парламентами и институционализация гражданских прав резко изменили политические порядки европы периода «демократической эпохи». но вопросы остаются. как удалось достичь этих сложных институциональных нововведений в условиях, которые вряд ли могут считаться наиболее благоприятными? и какие уроки следует извлечь из этого опыта для осуществления сегодняшних попыток демократизации?
традиционное описание европейской демократизации исходит из довольно известной, хотя и вводящей в заблуждение периодизации, согласно которой переход европы к демократии был трудным, но крайне незаурядным, и происходил под воздействием неотвратимых «сил» . считается, что, пройдя сквозь века феодализма, абсолютизма, революций, через индустриализацию в «эпоху демократии», большинство крупных западных европейских стран успешно пересекли рубеж, за которым и приобрели те характеристики, которые мы приписываем демократии. несомненно, ключевым эмпирическим противоречием в рамках этого подхода становится провал демократии в межвоенный период, пусть даже учитывая кажущуюся надежность демократии в наиболее развитых странах мира . в результате, несмотря на завершение первой волны демократизации к середине xx века, распространилось убеждение в том, что между 1820-1920 гг. существовал независимый и точно идентифицируемый период, в котором волна демократизации изменила национальные политические институты и к формированию качественно отличного от своего предшественника нового политического режима.
естественно, существуют исключения из общей логики . обычно в качестве примера достаточно устойчивых «недемократий» того времени называют пруссию с ее трехклассовой избирательной системой, германию с относительно слабым национальным парламентом, южную италию с широко распространенной покупкой голосов и системой клиентелизма, бонапартизм наполеона iii, значительно ослабивший парламентские институты, а также великобританию с ее исключительно сложными правилами, ограничивающими возможность голосования и регистрации избирателей, призванными минимизировать политическое участие. но все это, как правило, расценивается в качестве периферийных отклонений от магистрального тренда той эпохи.
именно здесь кроется наиболее дерзкая догадка, высказываемая в рассматриваемых книгах: смена режима, даже когда речь идет о значимых примерах в европы, так часто приводимых в качестве образцов успешного «перехода» к демократии, оказывается куда более хаотичным и неоднозначным процессом, чем это обычно считается. европейская демократизация — как и любая другая — не просто представляла собой переход от одного режима к другому, но часто влекла или объявляла необходимым совмещение демократических реформ с микроуровневыми формальными и неформальными мерами, обеспечивающими безопасность недемократическойэлиты, включая процедуру формирования верхней палаты парламента, джерримендеринг, клиентелизм и коррумпированные правила регистрации голосов. как и в современных случаях смены политического режима, такие меры, как правило, характеризуются противоречивыми и непредсказуемыми последствиями. возможно, нацеленные на снижение неопределенности результатов «демократического соревнования», дабы власти и влиянию недемократической элиты ничто не угрожало, такие меры по иронии судьбы могут стать дополнительной опорой демократии, обеспечивая поддержку минимальных демократических процедур со стороны традиционных элитных групп. короче говоря, противоречивые итоги первой волны демократизации не так уж отличаются от современного опыта, что — как указывается в этих книгах — может оказаться достаточно полезным для понимания как первого, так и последнего.
ответ:
башня, которой посвящено библейское предание, изложенное в 11-й главе книги бытие. согласно этому преданию, после всемирного потопа человечество было представлено одним народом, говорившим на одном языке. с востока люди пришли на землю сеннаар, где решили построить город, названный вавилоном, и башню до небес, чтобы «сделать себе имя». строительство башни было прервано богом, который заставил людей заговорить на разных языках, из-за чего они перестали понимать друг друга, не могли продолжать строительство города и башни и рассеялись по всей земле. таким образом, о вавилонской башне объясняет появление различных языков после всемирного потопа.
высота: 90 м