XVII век породил человека подвижного, стремящегося к переменам, осознающего своё движение вверх по служебной лестнице как нечто естественное.
XVII столетие формировало человека, открытого к восприятию нового. В сознании московских подданных утверждались рационалистические, светские представления. Человек тянулся к книгам, к светским знаниям всё чаще связывалось не с молитвенным уединением, а с активной мирской деятельностью: угождать Богу можно и земными делами, честной и прямой службой государю и Отечеству. Вера в Бога вполне уживалась с новым мировоззрением и мировосприятием. Однако религиозные представления и ценности уже не так, как прежде, определяли поведение человека.
XVII век породил человека подвижного, стремящегося к переменам, осознающего своё движение вверх по служебной лестнице как нечто естественное.
XVII столетие формировало человека, открытого к восприятию нового. В сознании московских подданных утверждались рационалистические, светские представления. Человек тянулся к книгам, к светским знаниям всё чаще связывалось не с молитвенным уединением, а с активной мирской деятельностью: угождать Богу можно и земными делами, честной и прямой службой государю и Отечеству. Вера в Бога вполне уживалась с новым мировоззрением и мировосприятием. Однако религиозные представления и ценности уже не так, как прежде, определяли поведение человека.