2. Определите персонажа и того, о ком он говорит: Ведь экая шалунья ты, девчонка.
• Друг. Нельзя ли для прогулок // Подальше выбрать закоулок?
и золотой мешок, и метит в генералы.
Вы баловник, к лицу ль вам эти лица!
Известный человек, солидный, // И знаков тьму отличья нахватал; //
Не по летам и чин завидный, // Не нынче завтра генерал.
Скромна, а ничего кроме // Проказ и ветру на уме.
Как обходительна! добра! мила! проста! // Балы дает нельзя богаче.
Пустите, ветреники сами, // Опомнитесь, вы старики...
Скажите
лучше, почему // Вы с барышней скромны, а с горнишной повесы?
Все по французски, вслух, читает запершись.
• Мой муж - прелестный муж...
Желал бы зятя он с звездами да с чинами...
Лицо святейшей богомолки!.. // И все-таки я вас без памяти люблю.
. Читай не так, как пономарь, // Ас чувством, с толком, с расстановкой.
Веселое созданье ты! живое!
• Вы, сударь, камень, сударь, лед.
Он человек заметный.
Как видишь, брат: // Московский житель и женат.
Ты, быстроглазая, все от твоих проказ.
Оригинал! брюзглив, а без малейшей злобы.
е
повести «Евгений и Юлия» , ещё В. В. Сиповским названной «яркой литературной иллюстрацией к факту, выхваченному из жизни» , создан сюжет, в котором разрушается соответствующее сентиментальным представлениям об идеале безмятежное существование чувствительных героев на лоне природы. В идеальную жизнь идеальных героев вмешивается случай - смерть Евгения, воспринимаемая как проявление воли Провидения, рока, судьбы. У Карамзина, несмотря на соответствие событийной канвы повести будущему клише романтической , которой свойственна ситуация разрушения мирного круга бытия, функции мотива иные, нежели, например, в классических Жуковского, где мотив рока связан с наказанием, карой небес за грех . В художественном содержании повести обнаруживается иной аспект: своеобразный эмоциональный протест автора масонской идее о благости смерти . Смерть, считали масоны, - своеобразное человека от греховного будущего.
Объяснение:
Напротив, персонажи повести Карамзина глубоко страдают: мать и невеста после смерти Евгения «живут во всегдашнем меланхолическом уединении» . «Меланхолическое уединение» в контексте повести возможно интерпретировать как «тихое отчаяние» , заполненное в финале молитвой и «помышлениями о будущей жизни» время Юлии и матери Евгения вселяют надежду и становятся преодоления отчаяния.