Над узьберажжам мора (між краінамі Hesperis і Libia)
Ціхая цёплая летняя марсіянская ноч над узьберажжам кутаватай лукі супакойнага мора.
Зьлева нізкі сухі прыступісты бераг, а па-над берагам высокае, пакрытае высокімі сьценамі цёмнага лесу ўзмор’е. Справа ж, што крутая сьцяна непрыступістага замку, узвышаецца над цёмнымі водамі ціха сьпячай глыбі лукамор’я вельмі стромкі, круты касагор увенчанай ценямі буйнарослага цёмнага бору высокай гары — сталагор’я.
А па-за борам, на фоне зеленькавага ўсыпанага дробнымі, як быццам брыльянтамі, зыгацячымі зоркамі залачаючага[1] доднікам[2] неба, дзесь далёка-далёка й высока малявалася цёмна-сызаю плямай, горда ўзносячым зрок свой на неба сьфінксам высакачэзная пакрытая лесам гара, напамінаючая контурам формы сьценю[3] свайго сьцень лежачага бокам з высока ўзьнятым да неба, справа налева, у бок залачаючага неба, на ўсход, чалом галавы гіганцкага сьфінкса.
На цёмным фоне міжгорналеснага — кутом — лукамор’я белавацеў касячком спушчанага з высокай цененькай макшты[4] парус, які знаходзіўся на прыстаўленым да прыступістага берагу на начны адпачынак нейкага лёгкаплаўкага даўгаватага, але вузкага, высокаапушыстага[5] бледна-жаўтавага чаўна-карабельчыка.
А вобак з гэтым чаўном-карабельчыкам плавала, варушылася бледнаю плямай на цёмнай паверхні вады і яшчэ нешта, нешта ў родзе тупаканчастага чаўна, але ня човен, а скарэй, што нейкі сплецены зь ценкага пруцьця белай лушчанай лазы кораб-карзіна, у якой плавалі, капашыліся, папіраючыся ў дно адмелістага берагу ценкімі шасткамі, дзьве нейкія маленькага росту, такога, як нашыя сямілетнія дзеці, круглагаловыя і каранастыя, апранутыя ў шэрыя вопраткі фігуркі чалавекападобных істот.
Ля самага берагу там ды сям вытаркаваліся рэдзенькія групкі драбнарослага чароту.
Кругом было ціха, спакойна, усё спала кругом. Ціха спаў цёмны бор, што сабою тварыў магутныя цёмныя сьцены надгорнага лесу. Ціха-ціха спала вада лукамор’я, ціха спаў, не хістаўся і гэты захудалы чарот, толькі золак усходняга неба ня спаў, зелянеў, расьсьвятляўся, ды ня спалі дзьве гэтых істоты з драбнарослых людзей-марсіян…
Рассказ показался мне очень абсурдным, но все-таки заставляет задуматься. Задуматься о пустых мелочах, которым люди придают слишком большое значение.
После появления в жизни героини - Олечки воротника, события развиваются в таком темпе, что сама Олечка не может уследить за ними. Сначала она примерная жена, тихая, застенчивая, но вот уже курит и хохочет над двусмысленностями. Я думаю, что воротничок был одной из случайных, необдуманных покупок, которые совершает каждый. Но Олечка придала этому слишком большое значение и стала покупать вещи подходящие под воротник. Все началось с кофточки, затем она купила юбку, башмаки, шляпу, пояс, перчатки, а вот обстригла волосы и изменила мужу.
Тэффи пишет об Олечке с иронией. После потери воротничка она сразу же становится скромной, застенчивой, как раньше. Ситуация гиперболична, но доля истины в ней есть. Ведь вещи, которым мы не придаем большого значения, могут изменить нашу жизнь, стоит только посмотреть на них под другим углом.
Над узьберажжам мора (між краінамі Hesperis і Libia)
Ціхая цёплая летняя марсіянская ноч над узьберажжам кутаватай лукі супакойнага мора.
Зьлева нізкі сухі прыступісты бераг, а па-над берагам высокае, пакрытае высокімі сьценамі цёмнага лесу ўзмор’е. Справа ж, што крутая сьцяна непрыступістага замку, узвышаецца над цёмнымі водамі ціха сьпячай глыбі лукамор’я вельмі стромкі, круты касагор увенчанай ценямі буйнарослага цёмнага бору высокай гары — сталагор’я.
А па-за борам, на фоне зеленькавага ўсыпанага дробнымі, як быццам брыльянтамі, зыгацячымі зоркамі залачаючага[1] доднікам[2] неба, дзесь далёка-далёка й высока малявалася цёмна-сызаю плямай, горда ўзносячым зрок свой на неба сьфінксам высакачэзная пакрытая лесам гара, напамінаючая контурам формы сьценю[3] свайго сьцень лежачага бокам з высока ўзьнятым да неба, справа налева, у бок залачаючага неба, на ўсход, чалом галавы гіганцкага сьфінкса.
На цёмным фоне міжгорналеснага — кутом — лукамор’я белавацеў касячком спушчанага з высокай цененькай макшты[4] парус, які знаходзіўся на прыстаўленым да прыступістага берагу на начны адпачынак нейкага лёгкаплаўкага даўгаватага, але вузкага, высокаапушыстага[5] бледна-жаўтавага чаўна-карабельчыка.
А вобак з гэтым чаўном-карабельчыкам плавала, варушылася бледнаю плямай на цёмнай паверхні вады і яшчэ нешта, нешта ў родзе тупаканчастага чаўна, але ня човен, а скарэй, што нейкі сплецены зь ценкага пруцьця белай лушчанай лазы кораб-карзіна, у якой плавалі, капашыліся, папіраючыся ў дно адмелістага берагу ценкімі шасткамі, дзьве нейкія маленькага росту, такога, як нашыя сямілетнія дзеці, круглагаловыя і каранастыя, апранутыя ў шэрыя вопраткі фігуркі чалавекападобных істот.
Ля самага берагу там ды сям вытаркаваліся рэдзенькія групкі драбнарослага чароту.
Кругом было ціха, спакойна, усё спала кругом. Ціха спаў цёмны бор, што сабою тварыў магутныя цёмныя сьцены надгорнага лесу. Ціха-ціха спала вада лукамор’я, ціха спаў, не хістаўся і гэты захудалы чарот, толькі золак усходняга неба ня спаў, зелянеў, расьсьвятляўся, ды ня спалі дзьве гэтых істоты з драбнарослых людзей-марсіян…
Рассказ показался мне очень абсурдным, но все-таки заставляет задуматься. Задуматься о пустых мелочах, которым люди придают слишком большое значение.
После появления в жизни героини - Олечки воротника, события развиваются в таком темпе, что сама Олечка не может уследить за ними. Сначала она примерная жена, тихая, застенчивая, но вот уже курит и хохочет над двусмысленностями. Я думаю, что воротничок был одной из случайных, необдуманных покупок, которые совершает каждый. Но Олечка придала этому слишком большое значение и стала покупать вещи подходящие под воротник. Все началось с кофточки, затем она купила юбку, башмаки, шляпу, пояс, перчатки, а вот обстригла волосы и изменила мужу.
Тэффи пишет об Олечке с иронией. После потери воротничка она сразу же становится скромной, застенчивой, как раньше. Ситуация гиперболична, но доля истины в ней есть. Ведь вещи, которым мы не придаем большого значения, могут изменить нашу жизнь, стоит только посмотреть на них под другим углом.