Митраша был моложе сестры на два года. Ему было всего только десять лет с хвостиком. Он был коротенький, но очень плотный, лобастый, затылок широкий. Это был мальчик упрямый и сильный. "Мужичок в мешочке", - улыбаясь, называли его между собой учителя в школе. "Мужичок в мешочке", как и Настя, был весь в золотых веснушках, а носик его, чистенький тоже, как у сестры, глядел вверх.
Митраша выучился у отца делать деревянную посуду: бочонки, шайки, лохани. У него есть фуганок, ладило* длиной больше чем в два его роста. И этим ладилом он подгоняет дощечки одну к одной, складывает и обдерживает железными или деревянными обручами.
* Ладило - бондарный инструмент.
При корове двум детям не было такой уж нужды, чтобы продавать на рынке деревянную посуду, но добрые люди просят, кому - шайку на умывальник, кому нужен под капели бочонок, кому - кадушечку солить огурцы или грибы или даже простую посудинку с зубчиками - домашний цветок посадить. Сделает, и потом ему тоже отплатят добром. Но, кроме бондарства, на нем лежит и все мужское хозяйство и общественное дело. Он бывает на всех собраниях, старается понять общественные заботы и, наверно, что-то смекает.
Стихи и поэмы Цветаевой сложны. Их нельзя читать и почитывать между делом, бездумно скользя по строкам и страницам. Поэзия ее ждет вдумчивого, углубленного постижения, требует в конечном счете усилия мысли. Сама она так определила «сотворчество» писателя и читателя: «Что есть чтение, — как не разгадывание, толкование, извлечение тайного, оставшегося за строками, за пределом слов... Чтение — прежде всего — сотворчество... Устал от моей вещи, — значит, хорошо читал и — хорошее читал. Усталость читателя — усталость не опустошенная, а творческая ». Цветаева отчетливо ощущала время, эпоху, в которую ей довелось жить. Поэтому так напряжены, так внутренне раскалены ее стихи. «Стихи — есть бытие», — записала как-то Цветаева, и в этих словах ключ к ее поэзии. С присущей ей феноменальной афористичностью Марина Ивановна Цветаева так сформулировала определение поэта: «Равенство дара души и глагола — вот поэт». В ней самой счастливо сочетались эти два качества — дар души (о себе она сказала: «душа родилась крылатой») и дар слова. Я счастлива жить образцово и просто: Как солнце — как маятник — как календарь Быть светской пустынницей стройного роста, Премудрой — как всякая божия тварь. Знать: Дух — мой сподвижник, я Дух — мой вожатый! Входить без докладу, как луч и как взгляд. Жить так, как пишу: образцово и сжато, — Как Бог повелел и друзья не велят. Она прожила менее полувека, начала серьезно писать приблизительно в шестнадцать лет и за три десятилетия непрерывного, напряженнейшего тру- • да оставила такое литературное наследие, с которым по духовной напряженности и масштабу мало что может сравниться.
Митраша был моложе сестры на два года. Ему было всего только десять лет
с хвостиком. Он был коротенький, но очень плотный, лобастый, затылок
широкий. Это был мальчик упрямый и сильный.
"Мужичок в мешочке", - улыбаясь, называли его между собой учителя в
школе.
"Мужичок в мешочке", как и Настя, был весь в золотых веснушках, а носик
его, чистенький тоже, как у сестры, глядел вверх.
Митраша выучился у отца делать деревянную посуду: бочонки, шайки,
лохани. У него есть фуганок, ладило* длиной больше чем в два его роста. И
этим ладилом он подгоняет дощечки одну к одной, складывает и обдерживает
железными или деревянными обручами.
* Ладило - бондарный инструмент.
При корове двум детям не было такой уж нужды, чтобы продавать на рынке
деревянную посуду, но добрые люди просят, кому - шайку на умывальник, кому
нужен под капели бочонок, кому - кадушечку солить огурцы или грибы или даже
простую посудинку с зубчиками - домашний цветок посадить.
Сделает, и потом ему тоже отплатят добром. Но, кроме бондарства, на нем
лежит и все мужское хозяйство и общественное дело. Он бывает на всех
собраниях, старается понять общественные заботы и, наверно, что-то смекает.
Стихи и поэмы Цветаевой сложны. Их нельзя читать и почитывать между делом, бездумно скользя по строкам и страницам. Поэзия ее ждет вдумчивого, углубленного постижения, требует в конечном счете усилия мысли. Сама она так определила «сотворчество» писателя и читателя: «Что есть чтение, — как не разгадывание, толкование, извлечение тайного, оставшегося за строками, за пределом слов... Чтение — прежде всего — сотворчество... Устал от моей вещи, — значит, хорошо читал и — хорошее читал. Усталость читателя — усталость не опустошенная, а творческая ».
Цветаева отчетливо ощущала время, эпоху, в которую ей довелось жить. Поэтому так напряжены, так внутренне раскалены ее стихи. «Стихи — есть бытие», — записала как-то Цветаева, и в этих словах ключ к ее поэзии.
С присущей ей феноменальной афористичностью Марина Ивановна Цветаева так сформулировала определение поэта: «Равенство дара души и глагола — вот поэт». В ней самой счастливо сочетались эти два качества — дар души (о себе она сказала: «душа родилась крылатой») и дар слова.
Я счастлива жить образцово и просто: Как солнце — как маятник — как календарь Быть светской пустынницей стройного роста, Премудрой — как всякая божия тварь.
Знать: Дух — мой сподвижник, я Дух — мой вожатый! Входить без докладу, как луч и как взгляд. Жить так, как пишу: образцово и сжато, — Как Бог повелел и друзья не велят.
Она прожила менее полувека, начала серьезно писать приблизительно в шестнадцать лет и за три десятилетия непрерывного, напряженнейшего тру- • да оставила такое литературное наследие, с которым по духовной напряженности и масштабу мало что может сравниться.