на дне моей жизни, на самом донышке захочется мне посидеть на солнышке, на теплом пенушке. и чтобы листва красовалась палая в наклонных лучах недалекого вечера. и пусть оно так, что морока немалая - твой век целиком, да об этом уж нечего. я думу свою без помехи подслушаю, черту подведу стариковскою палочкой: нет, все-таки нет, ничего, что по случаю я здесь побывал и отметился галочкой. самые высокие рассуждения, самые возвышенные картины в стихах твардовского отмечены скромностью, даже какой-то застенчивостью. неизбежный, казалось бы, пафос, поэтическая торжественность – производные от жанра философской лирики незаметно устраняются легкой шутливостью, мудрой усмешкой человека, не боящегося самоиронии. так, кажущаяся сентиментальность строк, на сыщенных словами с уменьшительно-ласкательными суффиксами: на дне моей жизни, на самом донышке. захочется мне посидеть на солнышке, на теплом пенушке, - устраняется официально – деловитыми, почти протокольными фразеологизмами «подвести черту», «отметиться галочкой». такой стилистический диссонанс придает легкую ироничность всему высказыванию,маскирует прорвавшуюся грусть и одновременно оттянет фольклорную основу начальных строк
Более чем полувековая творческая деятельность Дмитрия Васильевича Григоровича охватывает почти все основные периоды развития русской реалистической литературы XIX века. В своих многочисленных произведениях: очерках, рассказах, повестях, романах, литературных воспоминаниях – писатель с присущей его таланту наблюдательностью сумел отобразить самые различные стороны жизни как дореформенной, так и послереформенной России, особенности литературно-общественной борьбы своего времени, возбудить интерес читателей к тем вопросам, которые тревожили передовое русское общество на протяжении второй половины девятнадцатого века.
Дмитрий Григорович родился в 1822 году в городе Симбирске в семье отставного майора, служившего в 20-х годах управляющим имениями графа А. Соллогуба, а затем приобретшего имение Дулебино в Тульской губернии, где и поселилась семья будущего писателя. Переезд в 1836 году в Петербург и зачисление в Главное инженерное училище, куда двумя годами позже поступил и Ф. М. Достоевский, во многом определили судьбу Григоровича. Годы учёбы в училище с его строгой дисциплиной, атмосферой дружного и в то же время порой беспощадного и сурового товарищества были безусловно хорошей школой жизни для нерешительного, робкого и чувствительного подростка, которому вскоре предстояло самостоятельно устраивать свою жизнь. Истинным увлечением Григоровича, во многом благодаря знакомству с Достоевским, стала литература, а сближение с Некрасовым окончательно утвердило его в желании «жить также своим трудом, сделаться также литератором», посвятить свою жизнь высокой поэзии. Первый серьёзный успех пришёл к Григоровичу после опубликования в сборнике писателей «натуральной школы» «Физиология Петербурга» физиологического очерка «Петербургские шарманщики». К 40-м годам XIX века со всей очевидностью обнаружилась иллюзорность романтических представлений о жизни, а вместе с тем и страшная власть над человеком окружающей его среды. Отсюда естественное стремление передовой русской литературы к неприкрашенному исследованию действительности, её «деромантизации», к раскрытию губительного воздействия её на человека и резкой её критике. Формула «литература есть художественное познание действительности» во многом стала определять направленность творчества передовых писателей того времени. Влечение к изображению действительности «так, как она представляется», к созданию новых, незнакомых для прежнего искусства тем было общей тенденцией развития передовой русской литературы 40-х годов. Молодой Григорович был одним из первых русских писателей, в чьём творчестве эта тенденция нашла своё яркое выражение. Григоровичем написано немало рассказов и повестей, литературных очерков, но особое внимании общественности привлекла повесть «Гуттаперчевый мальчик», написанная в 1883 году, в которой писатель рассказывает печальную историю маленького сироты, мальчика Пети,1234 безжалостно эксплуатируемого жестоким цирковым акробатом Беккером. «Цель упражнения состояла в том, чтобы прицепиться концами носков к палке, неожиданно выпустить руки и оставаться висящим на одних носках. Трудность главным образом заключалась в том, чтобы в то время, как ноги были наверху, а голова внизу, — лицо должно было сохранять самое приятное, смеющееся выражение…Достижение таких результатов сопровождалось часто таким раздирающим детским визгом, такими криками, что товарищи Беккера врывались в его комнату и отнимали из рук его мальчика». В этой повести, сразу вошедшей в самые разнообразные школьные хрестоматии и сборники для чтения, проявились все лучшие свойства художественного дарования писателя, та благородная и мощная сила социального протеста против угнетающих человека жизненных обстоятельств, которая и составляла пафос всех его лучших произведений. «Во внутреннем коридоре только слабым светом горит ночник…Он освещает на полу тюфяк, который расстилается для акробатов, когда они прыгают с высоты; на тюфяке лежит ребёнок с переломленными рёбрами и разбитой грудью…На следующее утро афишка цирка не возвещала упражнений «гуттаперчевого мальчика». Имя его и потом не упоминалось; да и нельзя было: гутапперчевого мальчика уже не было на свете».
на дне моей жизни, на самом донышке захочется мне посидеть на солнышке, на теплом пенушке. и чтобы листва красовалась палая в наклонных лучах недалекого вечера. и пусть оно так, что морока немалая - твой век целиком, да об этом уж нечего. я думу свою без помехи подслушаю, черту подведу стариковскою палочкой: нет, все-таки нет, ничего, что по случаю я здесь побывал и отметился галочкой. самые высокие рассуждения, самые возвышенные картины в стихах твардовского отмечены скромностью, даже какой-то застенчивостью. неизбежный, казалось бы, пафос, поэтическая торжественность – производные от жанра философской лирики незаметно устраняются легкой шутливостью, мудрой усмешкой человека, не боящегося самоиронии. так, кажущаяся сентиментальность строк, на сыщенных словами с уменьшительно-ласкательными суффиксами: на дне моей жизни, на самом донышке. захочется мне посидеть на солнышке, на теплом пенушке, - устраняется официально – деловитыми, почти протокольными фразеологизмами «подвести черту», «отметиться галочкой». такой стилистический диссонанс придает легкую ироничность всему высказыванию,маскирует прорвавшуюся грусть и одновременно оттянет фольклорную основу начальных строк
Более чем полувековая творческая деятельность Дмитрия Васильевича Григоровича охватывает почти все основные периоды развития русской реалистической литературы XIX века. В своих многочисленных произведениях: очерках, рассказах, повестях, романах, литературных воспоминаниях – писатель с присущей его таланту наблюдательностью сумел отобразить самые различные стороны жизни как дореформенной, так и послереформенной России, особенности литературно-общественной борьбы своего времени, возбудить интерес читателей к тем вопросам, которые тревожили передовое русское общество на протяжении второй половины девятнадцатого века.
Дмитрий Григорович родился в 1822 году в городе Симбирске в семье отставного майора, служившего в 20-х годах управляющим имениями графа А. Соллогуба, а затем приобретшего имение Дулебино в Тульской губернии, где и поселилась семья будущего писателя. Переезд в 1836 году в Петербург и зачисление в Главное инженерное училище, куда двумя годами позже поступил и Ф. М. Достоевский, во многом определили судьбу Григоровича. Годы учёбы в училище с его строгой дисциплиной, атмосферой дружного и в то же время порой беспощадного и сурового товарищества были безусловно хорошей школой жизни для нерешительного, робкого и чувствительного подростка, которому вскоре предстояло самостоятельно устраивать свою жизнь. Истинным увлечением Григоровича, во многом благодаря знакомству с Достоевским, стала литература, а сближение с Некрасовым окончательно утвердило его в желании «жить также своим трудом, сделаться также литератором», посвятить свою жизнь высокой поэзии. Первый серьёзный успех пришёл к Григоровичу после опубликования в сборнике писателей «натуральной школы» «Физиология Петербурга» физиологического очерка «Петербургские шарманщики». К 40-м годам XIX века со всей очевидностью обнаружилась иллюзорность романтических представлений о жизни, а вместе с тем и страшная власть над человеком окружающей его среды. Отсюда естественное стремление передовой русской литературы к неприкрашенному исследованию действительности, её «деромантизации», к раскрытию губительного воздействия её на человека и резкой её критике. Формула «литература есть художественное познание действительности» во многом стала определять направленность творчества передовых писателей того времени. Влечение к изображению действительности «так, как она представляется», к созданию новых, незнакомых для прежнего искусства тем было общей тенденцией развития передовой русской литературы 40-х годов. Молодой Григорович был одним из первых русских писателей, в чьём творчестве эта тенденция нашла своё яркое выражение. Григоровичем написано немало рассказов и повестей, литературных очерков, но особое внимании общественности привлекла повесть «Гуттаперчевый мальчик», написанная в 1883 году, в которой писатель рассказывает печальную историю маленького сироты, мальчика Пети,1234 безжалостно эксплуатируемого жестоким цирковым акробатом Беккером. «Цель упражнения состояла в том, чтобы прицепиться концами носков к палке, неожиданно выпустить руки и оставаться висящим на одних носках. Трудность главным образом заключалась в том, чтобы в то время, как ноги были наверху, а голова внизу, — лицо должно было сохранять самое приятное, смеющееся выражение…Достижение таких результатов сопровождалось часто таким раздирающим детским визгом, такими криками, что товарищи Беккера врывались в его комнату и отнимали из рук его мальчика». В этой повести, сразу вошедшей в самые разнообразные школьные хрестоматии и сборники для чтения, проявились все лучшие свойства художественного дарования писателя, та благородная и мощная сила социального протеста против угнетающих человека жизненных обстоятельств, которая и составляла пафос всех его лучших произведений. «Во внутреннем коридоре только слабым светом горит ночник…Он освещает на полу тюфяк, который расстилается для акробатов, когда они прыгают с высоты; на тюфяке лежит ребёнок с переломленными рёбрами и разбитой грудью…На следующее утро афишка цирка не возвещала упражнений «гуттаперчевого мальчика». Имя его и потом не упоминалось; да и нельзя было: гутапперчевого мальчика уже не было на свете».
Объяснение: