Если на всём свете вдруг бы остановились часы
– знаете, куда бы я пошёл? Я пошёл бы на ток1
и узнал
время у косачей! У косачей нет часов. Но время они
знают. Точно знают, хоть и определяют его на глазок.
Косачам время подсказывает глаз. Темень в лесу
ещё тьмущая, в деревне только первые петухи орут, а
у косачей подъём на крыло. Что-то увидели их глаза в
тёмном небе: пора на ток песни петь. Солнце ещё
глубоко за краем земли, а косачи знают — пора!
Пришёл их косачиный час.
Четыре весны я ходил слушать первую косачиную песню. И вот что у меня получилось. Беру
первое попавшееся число – 29 апреля. В этот день в 1962 году первый косач запел в 3 часа 31
минуту, в 1963 году – в 3 часа 35 минут, а в 1964 – в 3 часа 30 минут, в 1965 в 3 часа 34 минуты.
Четыре года – и чуть ли не минута в минуту!
И вот пятая весна 29 апреля. Обычная весенняя ночь, привычный весенний рассвет. Всё как
всегда. 3 часа 30 минут: сейчас запоёт косач! А косач не поёт… Три часа сорок минут, а косачи
молчат! Что же случилось? Но вот, наконец, знакомое бульканье, будто кто-то горло полощет –
запел. С опозданием на 20 минут!
Наверное, это молодой косач, объясняю я сам себе, опыта у него ещё нет. Или лодырь –
проспал положенный час. Да и не просто ведь столько лет из утра в утро точно угадывать время!
Разок можно и ошибиться! Подумаешь – 20 минут!
Дома, греясь горячим чаем, я говорил: «Заржавела пружина в косачиных часах! На двадцать
минут отстали». И только сказал – слышу радио! «Говорит Москва. С добрым утром, товарищи!
Московское время шесть часов». А на моих – двадцать минут седьмого…
Мои часы подвели: стальные, удароустойчивые и водонепроницаемые! А косачиные – нежные,
невидимые, непонятные! – работают точно. Из весны в весну, из утра в утро. Теперь я спокоен: что
бы там ни случилось, вовремя кончится ночь, вовремя запоют косачи, вовремя поднимется солнце.
По Н. Сладков
– знаете, куда бы я пошёл? Я пошёл бы на ток1
и узнал
время у косачей! У косачей нет часов. Но время они
знают. Точно знают, хоть и определяют его на глазок.
Косачам время подсказывает глаз. Темень в лесу
ещё тьмущая, в деревне только первые петухи орут, а
у косачей подъём на крыло. Что-то увидели их глаза в
тёмном небе: пора на ток песни петь. Солнце ещё
глубоко за краем земли, а косачи знают — пора!
Пришёл их косачиный час.
Четыре весны я ходил слушать первую косачиную песню. И вот что у меня получилось. Беру
первое попавшееся число – 29 апреля. В этот день в 1962 году первый косач запел в 3 часа 31
минуту, в 1963 году – в 3 часа 35 минут, а в 1964 – в 3 часа 30 минут, в 1965 в 3 часа 34 минуты.
Четыре года – и чуть ли не минута в минуту!
И вот пятая весна 29 апреля. Обычная весенняя ночь, привычный весенний рассвет. Всё как
всегда. 3 часа 30 минут: сейчас запоёт косач! А косач не поёт… Три часа сорок минут, а косачи
молчат! Что же случилось? Но вот, наконец, знакомое бульканье, будто кто-то горло полощет –
запел. С опозданием на 20 минут!
Наверное, это молодой косач, объясняю я сам себе, опыта у него ещё нет. Или лодырь –
проспал положенный час. Да и не просто ведь столько лет из утра в утро точно угадывать время!
Разок можно и ошибиться! Подумаешь – 20 минут!
Дома, греясь горячим чаем, я говорил: «Заржавела пружина в косачиных часах! На двадцать
минут отстали». И только сказал – слышу радио! «Говорит Москва. С добрым утром, товарищи!
Московское время шесть часов». А на моих – двадцать минут седьмого…
Мои часы подвели: стальные, удароустойчивые и водонепроницаемые! А косачиные – нежные,
невидимые, непонятные! – работают точно. Из весны в весну, из утра в утро. Теперь я спокоен: что
бы там ни случилось, вовремя кончится ночь, вовремя запоют косачи, вовремя поднимется солнце.
По Н. Сладков