Из записной потертой книжки Две строчки о бойце-парнише, Что бы в сороковом году Убит в Финляндии на льду
Лежало как-то неумело, По-детски маленькое тело. Шинель ко льду мороз прижал, Далеко шапка отлетела.
Казалось - мальчик не лежал, А всё еще бегом бежал, Да лёд за полу придержал.
Среди большой войны жестокой, Чего? ума не приложу Мне жалко той судьбы далёкой! Как будто мертвый, одинокий, Как будто это я лежу! Примерзший, маленький, убитый На той войне незнаменитой, Забытый маленький лежу.
Я вырос в ленинградскую блокаду, Но я тогда не пил и не гулял. Я видел, как горят огнем Бадаевские склады, В очередях за хлебушком стоял.
Граждане смелые! А что ж тогда вы делали, Когда наш город счет не вел смертям? — Ели хлеб с икоркою, А я считал махоркою Окурок с-под платформы черт-те с чем напополам.
От стужи даже птицы не летали, И вору было нечего украсть, Родителей моих в ту зиму ангелы прибрали, А я боялся — только б не упасть.
Было здесь до фига Голодных и дистрофиков — Все голодали, даже прокурор. А вы в эвакуации Читали информации И слушали по радио «От Совинформбюро».
Блокада затянулась, даже слишком, Но наш народ врагов своих разбил, — И можно жить, как у Христа за пазухой, под мышкой, Да только вот мешает бригадмил.
Я скажу вам ласково: — Граждане с повязками! В душу ко мне лапами не лезь! Про жизнь вашу личную И непатриотичную Знают уже органы и ВЦСПС.
Из записной потертой книжки
Две строчки о бойце-парнише,
Что бы в сороковом году
Убит в Финляндии на льду
Лежало как-то неумело,
По-детски маленькое тело.
Шинель ко льду мороз прижал,
Далеко шапка отлетела.
Казалось - мальчик не лежал,
А всё еще бегом бежал,
Да лёд за полу придержал.
Среди большой войны жестокой,
Чего? ума не приложу
Мне жалко той судьбы далёкой!
Как будто мертвый, одинокий,
Как будто это я лежу!
Примерзший, маленький, убитый
На той войне незнаменитой,
Забытый маленький лежу.
Я вырос в ленинградскую блокаду,
Но я тогда не пил и не гулял.
Я видел, как горят огнем Бадаевские склады,
В очередях за хлебушком стоял.
Граждане смелые!
А что ж тогда вы делали,
Когда наш город счет не вел смертям? —
Ели хлеб с икоркою,
А я считал махоркою
Окурок с-под платформы черт-те с чем напополам.
От стужи даже птицы не летали,
И вору было нечего украсть,
Родителей моих в ту зиму ангелы прибрали,
А я боялся — только б не упасть.
Было здесь до фига
Голодных и дистрофиков —
Все голодали, даже прокурор.
А вы в эвакуации
Читали информации
И слушали по радио «От Совинформбюро».
Блокада затянулась, даже слишком,
Но наш народ врагов своих разбил, —
И можно жить, как у Христа за пазухой, под мышкой,
Да только вот мешает бригадмил.
Я скажу вам ласково:
— Граждане с повязками!
В душу ко мне лапами не лезь!
Про жизнь вашу личную
И непатриотичную
Знают уже органы и ВЦСПС.