Да, говорить и слышать я не могу, от рождения глухонемой, но думать, слушать, соображать и чувствовать очень хорошо умею. Эх, и за какие грехи перевели меня в услужение к старой барыне в город из деревни? Видно, потому, что я ото всех наших обликом отличался: двенадцати вершков роста, сложен богатырем, самый лучший тягловой, работаю за четверых, да еще и говорить не умею. Вот, без дела теперь сохну здесь в усадьбе старой и скупой барыни, доживающей свой век в одиночестве, только дворня у нее в окружении, потому что она вдова, а сыновья ее служат в Петербурге, дочери вышли замуж… Привезли меня в Москву, как бесправную скотину, как быка, которого только что взяли с нивы, где сочная трава росла ему по брюхо, — взяли, поставили на вагон железной дороги — и вот, обдавая его тучное тело то дымом с искрами, то волнистым паром, мчат его теперь, мчат со стуком и визгом, а куда мчат — бог весть! Купили мне сапоги, сшили кафтан на лето, на зиму тулуп, дали в руки метлу и лопату и определили дворником. Долго я привыкал, никак не мог понять, зачем я здесь, даже часто останавливался посреди двора и глядел, разинув рот, на всех проходящих, как бы желая добиться от них решения загадочного своего положения, то вдруг уходил куда-нибудь в уголок и, далеко швырнув метлу и лопату, бросался на землю лицом и целые часы лежал на груди неподвижно, как пойманный зверь.
То ли дело раньше: я был на воле как дерево, как дуб, исполинский, молчаливый и могучий. Бывало, выйдешь из своей родной маленькой избушки с братьями в поле, и дело спорится, и пашешь, налегая огромными ладонями на соху. Братья смеялись, потому что им казалось, что я один, без лошаденки, взрезывал упругую грудь земли, либо о Петров день так сокрушительно действовал косой, что хоть бы молодой березовый лесок смахивать с корней долой, либо проворно и безостановочно молотил трехаршинным цепом, и как рычаг опускались и поднимались продолговатые и твердые мышцы моих плеч. А мое постоянное безмолвие придавало торжественную важность работе. Хороший я мужик, а коли язык бы ворочался, глядишь, и жена бы была у меня. А теперь двор мету да стерегу. Смешная работа! Ну что это против работы на земле?! Двор содержать в чистоте, два раза в день привезти бочку с водой, натаскать и наколоть дров для кухни и дома, да чужих не пускать и по ночам караулить. Недавно двух воров поймал, да так лбами их свел, что они, что на глаза мне попались! Все в округе обходят теперь двор стороной с недоброй мыслью. Я порядок люблю! Вон, гуси, какие важные ходят, все порядком у них, а кто сунется к ним – мало не покажется – защиплют до смерти! И я теперь как гусак по двору хожу порядки навожу! Я усердно исполняю свою обязанность: на дворе у меня никогда ни щепок не валяется, ни сору; застрянет ли в грязную пору где-нибудь с бочкой отданная под мое начальство разбитая кляча-водовозка, я только двину плечом — и не только телегу, самое лошадь спихну с места; дрова ли я примусь колоть, топор так и звенит у меня, как стекло, и летят во все стороны осколки и поленья. С дворней я сошелся, но кажусь из-за молчания своего им угрюмым, поэтому мы коротки со всеми, я их за своих считаю. И каморку под кухней мне дали, сделал я там все сам, как захотел, соорудил в ней кровать из дубовых досок на четырех чурбанах, — истинно богатырскую кровать; под кроватью - дюжий сундук; в уголке столик такого же крепкого свойства, а возле столика — стул на трех ножках, да такой прочный и приземистый, что я сам иногда уроню его и дивлюсь прочности его. Каморка моя запирается на замок, ключ всегда ношу с собой. Я не люблю, чтобы ко мне ходили.
Как – то раз мальчик принёс домой обезьянку. Её отдал ему одноклассник. Обезьянка оказалась маленькой. “Мордочка сморщенная, старушечья, а глазки живые, блестящие. ” Её звали Яшка. Яшка очень любил сладости: конфеты, сахар. В первый же день он показал свой характер. На ночь его пришлось привязывать верёвкой к ножке стола, потому что он был неуправляемым. Уж столько попадало за эту обезьянку герою рассказа! Яшка был такой озорной. Один раз в тетради напроказил: наставил чернильных клякс. В другой раз испортил при- чёску даме, которая пришла в гости. Яшка оказался грозой двора: его боялись и огромный рыжий пёс Каштан, и злющий кот, живший при конторе. Летом Яшка пропадал во дворе, дома стало спокойнее. Но вот настала осень, и все в доме стали требовать отдать Яшку. Первое время без Яшки все очень скучали, хотя и не хотели в этом признаваться. Чем же привлекает меня этот рассказ? Я думаю, что, конечно, отношением автора к своему герою-Яшке. Житков любит животных и учит этому своих читателей. На шаловливую обезьянку нельзя было долго сердиться. Когда хитрый Яшка хотел что-нибудь вкусное выпросить, то он становился очень ласковым, залезал на плечо и начинал в голове искать. Это означало, что он вас любит. Писатель говорит об этом с ласковым юмором. Описывая Яшку, Житков употребляет слова с уменьшительно-ласкательным значением: ”зелёненькое платьице”, “маленький пальчик”, “игрушечная живая ручка”, “как ребёночек”.Это говорит о беззащитности. Но вместе с тем автор показывает, что Яшка очень смелый, не даст себя в обиду ни людям, ни животным. Он заставил уважать себя. Житков показывает, что обезьянка – не игрушка, а живое существо. Человек несёт ответственность за животное, которое он приносит в дом. Сестра Бориса Житкова. Сестра Бориса Житкова. В рассказе также чувствуется редкое знание повадок и привычек обезьянки. Оказывается, это связано с детством писателя. Сестра Житкова В. С. Арнольд, рассказывала, что в семье Житковых “ у детей всегда были ручные животные… У Бориса были черепахи, ручные домашние мыши, была весёлая обезьянка Яшка и ручной волк”. Почему я выбрала рассказы Житкова? Я очень люблю животных, поэтому мне интересно узнавать о них что-то новое. Рассказы Бориса Житкова мне нравятся тем, что автор учит любить зверей и птиц, помнить, что животные, как и люди, могут испытывать различные чувства. После прочтения рассказа “Про обезьянку” я стала по-другому смотреть на проказы и капризы своего кота Пушка. Стала понимать его желания. Я поняла главное: животных надо любить! И тогда они ответят вам тоже самой искренней привязанностью и дружбой!
Да, говорить и слышать я не могу, от рождения глухонемой, но думать, слушать, соображать и чувствовать очень хорошо умею. Эх, и за какие грехи перевели меня в услужение к старой барыне в город из деревни? Видно, потому, что я ото всех наших обликом отличался: двенадцати вершков роста, сложен богатырем, самый лучший тягловой, работаю за четверых, да еще и говорить не умею. Вот, без дела теперь сохну здесь в усадьбе старой и скупой барыни, доживающей свой век в одиночестве, только дворня у нее в окружении, потому что она вдова, а сыновья ее служат в Петербурге, дочери вышли замуж… Привезли меня в Москву, как бесправную скотину, как быка, которого только что взяли с нивы, где сочная трава росла ему по брюхо, — взяли, поставили на вагон железной дороги — и вот, обдавая его тучное тело то дымом с искрами, то волнистым паром, мчат его теперь, мчат со стуком и визгом, а куда мчат — бог весть! Купили мне сапоги, сшили кафтан на лето, на зиму тулуп, дали в руки метлу и лопату и определили дворником. Долго я привыкал, никак не мог понять, зачем я здесь, даже часто останавливался посреди двора и глядел, разинув рот, на всех проходящих, как бы желая добиться от них решения загадочного своего положения, то вдруг уходил куда-нибудь в уголок и, далеко швырнув метлу и лопату, бросался на землю лицом и целые часы лежал на груди неподвижно, как пойманный зверь.
То ли дело раньше: я был на воле как дерево, как дуб, исполинский, молчаливый и могучий. Бывало, выйдешь из своей родной маленькой избушки с братьями в поле, и дело спорится, и пашешь, налегая огромными ладонями на соху. Братья смеялись, потому что им казалось, что я один, без лошаденки, взрезывал упругую грудь земли, либо о Петров день так сокрушительно действовал косой, что хоть бы молодой березовый лесок смахивать с корней долой, либо проворно и безостановочно молотил трехаршинным цепом, и как рычаг опускались и поднимались продолговатые и твердые мышцы моих плеч. А мое постоянное безмолвие придавало торжественную важность работе. Хороший я мужик, а коли язык бы ворочался, глядишь, и жена бы была у меня. А теперь двор мету да стерегу. Смешная работа! Ну что это против работы на земле?! Двор содержать в чистоте, два раза в день привезти бочку с водой, натаскать и наколоть дров для кухни и дома, да чужих не пускать и по ночам караулить. Недавно двух воров поймал, да так лбами их свел, что они, что на глаза мне попались! Все в округе обходят теперь двор стороной с недоброй мыслью. Я порядок люблю! Вон, гуси, какие важные ходят, все порядком у них, а кто сунется к ним – мало не покажется – защиплют до смерти! И я теперь как гусак по двору хожу порядки навожу! Я усердно исполняю свою обязанность: на дворе у меня никогда ни щепок не валяется, ни сору; застрянет ли в грязную пору где-нибудь с бочкой отданная под мое начальство разбитая кляча-водовозка, я только двину плечом — и не только телегу, самое лошадь спихну с места; дрова ли я примусь колоть, топор так и звенит у меня, как стекло, и летят во все стороны осколки и поленья. С дворней я сошелся, но кажусь из-за молчания своего им угрюмым, поэтому мы коротки со всеми, я их за своих считаю. И каморку под кухней мне дали, сделал я там все сам, как захотел, соорудил в ней кровать из дубовых досок на четырех чурбанах, — истинно богатырскую кровать; под кроватью - дюжий сундук; в уголке столик такого же крепкого свойства, а возле столика — стул на трех ножках, да такой прочный и приземистый, что я сам иногда уроню его и дивлюсь прочности его. Каморка моя запирается на замок, ключ всегда ношу с собой. Я не люблю, чтобы ко мне ходили.
В первый же день он показал свой характер. На ночь его пришлось привязывать верёвкой к ножке стола, потому что он был неуправляемым. Уж столько попадало за эту обезьянку герою рассказа! Яшка был такой озорной. Один раз в тетради напроказил: наставил чернильных клякс. В другой раз испортил при- чёску даме, которая пришла в гости. Яшка оказался грозой двора: его боялись и огромный рыжий пёс Каштан, и злющий кот, живший при конторе. Летом Яшка пропадал во дворе, дома стало спокойнее. Но вот настала осень, и все в доме стали требовать отдать Яшку. Первое время без Яшки все очень скучали, хотя и не хотели в этом признаваться. Чем же привлекает меня этот рассказ? Я думаю, что, конечно, отношением автора к своему герою-Яшке. Житков любит животных и учит этому своих читателей. На шаловливую обезьянку нельзя было долго сердиться. Когда хитрый Яшка хотел что-нибудь вкусное выпросить, то он становился очень ласковым, залезал на плечо и начинал в голове искать. Это означало, что он вас любит. Писатель говорит об этом с ласковым юмором. Описывая Яшку, Житков употребляет слова с уменьшительно-ласкательным значением: ”зелёненькое платьице”, “маленький пальчик”, “игрушечная живая ручка”, “как ребёночек”.Это говорит о беззащитности. Но вместе с тем автор показывает, что Яшка очень смелый, не даст себя в обиду ни людям, ни животным. Он заставил уважать себя. Житков показывает, что обезьянка – не игрушка, а живое существо. Человек несёт ответственность за животное, которое он приносит в дом. Сестра Бориса Житкова.
Сестра Бориса Житкова.
В рассказе также чувствуется редкое знание повадок и привычек обезьянки. Оказывается, это связано с детством писателя. Сестра Житкова В. С. Арнольд, рассказывала, что в семье Житковых “ у детей всегда были ручные животные… У Бориса были черепахи, ручные домашние мыши, была весёлая обезьянка Яшка и ручной волк”. Почему я выбрала рассказы Житкова? Я очень люблю животных, поэтому мне интересно узнавать о них что-то новое. Рассказы Бориса Житкова мне нравятся тем, что автор учит любить зверей и птиц, помнить, что животные, как и люди, могут испытывать различные чувства. После прочтения рассказа “Про обезьянку” я стала по-другому смотреть на проказы и капризы своего кота Пушка. Стала понимать его желания. Я поняла главное: животных надо любить! И тогда они ответят вам тоже самой искренней привязанностью и дружбой!