В предисловии Епифаний чаще всего связывает образ Сергия с понятием дара: «… должни есмы благодарити Бога о всем, еже дарова нам такова старца свята…» [4, с. 285]; «слава Богу о неизреченном Его даре…» [4, с. 285]; «поистине велико то [присутствие Сергия] есть нам от Бога даровася…» [4, с. 286]. Сергий для Епифания – это дар от Бога нашей грешной земле. Завершая главу, автор еще несколько раз повторяет корень -дар-, прибегая в данном случае к корневому повтору и еще раз останавливаясь на той же мысли: «… Той бо есть Бог наш Великодатель, и благых Податель, и богатых даров Дародавец» [4, с. 289].
Также в предисловии представление о Сергии связано у Епифания с понятием пользы: «… то кая потреба толикую и таковую плъзу [память о Сергии] въ забытие положити…» [4, с. 283]; «…велит в след жития его [Сергия] ходити и от сего примет ползу» [4, с. 283] и т. д. Повтор слова «польза», практически всегда сопутствующего в начальных строках Жития упоминанию о Сергии, закрепляется тут же цитатой из Василия Великого, которая получает значение ключевой фразы для предисловия: «… тайну бо цареву лепо есть таити, а дела Божия проповедати добро есть и полезно…» [4, с. 283]. Интересно, что понятия дара или пользы как средства для начальной обрисовки образа преподобного в последующих главах Жития встречаются со значительно меньшей частотностью.
Для глав, описывающих детство и отрочество святого, характерны эпитеты «благородный», «чудный» или «дивный», «избранный» и особенно «добрый» или «благой»: «Сий предобрый и вседоблий отрок…» [4, с.306]; «добрый же отрок достоин бысть даров духовных…» [4, с. 306] и т. д. Автор подчеркивает, что именно доброта является началом святой жизни.
Кроме того, в главах о жизни юного Сергия неоднократно возникает слово «знамение».
Преподобный Сергий Радонежский стал подлинным "светильником" для современников и потомков — человеком, сумевшим подчинить всю свою жизнь евангельским заповедям любви и единомыслия. Избегая искуса судить и назидать, он учил даже не столько словом, сколько своим образом жизни, своим отношением к окружающим. И народ услышал его безмолвную проповедь. Поэтому жизненный путь "великого старца", как его называли, выглядит и парадоксальным — всю жизнь он бежал от общества людей, а в результате стал его духовным предводителем. Уже при жизни преподобного Сергия Радонежского рассматривали как воплотившийся в реальном человеке символ единства Руси, которого столь жаждал русский народ в XIII–XIV столетиях. Сергий Радонежский воспитал целую духовную рать из черноризцев, вместе с ним совершавших подвиг служения Православию. Его ученики становились основателями других обителей, где как и в Троицком монастыре, возвращались духовные силы народа. Среди учеников обязательно следует назвать Евфимия Суздальского, Савву Сторожевского, Афанасия Серпуховского, Павла Обнорского и конечно же Никона, ставшего преемником Сергия. Святой преподобный Сергий Радонежский был Учителем ещё двух великих деятелей русской культуры: иконописца Андрея Рублёва и писателя Епифания Премудрого. Величайший художник средневековой Руси и автор знаменитой "Троицы" и создатель многих храмовых росписей-фресок Андрей Рублёв начинал свою деятельность в монастыре Сергия. А Епифаний Премудрый написал "Житие" своего Учителя, в котором проявил себя дивным агиографом, в совершенстве владеющим словом. Из-под его пера вышли и ещё несколько замечательных произведений. В наше время имя святого и преподобного Сергия Радонежского приобретает особое значение. То, чему он учил, вновь становится необходимым сейчас. А учил он доброте, милосердию и миру и достиг в своём учительском подвиге результатов непреходящей исторической значимости. Несомненно, и в III тысячелетии имя Сергия Радонежского будет вдохновлять православных на подвиги во имя жизни и Божественной благодати.
В предисловии Епифаний чаще всего связывает образ Сергия с понятием дара: «… должни есмы благодарити Бога о всем, еже дарова нам такова старца свята…» [4, с. 285]; «слава Богу о неизреченном Его даре…» [4, с. 285]; «поистине велико то [присутствие Сергия] есть нам от Бога даровася…» [4, с. 286]. Сергий для Епифания – это дар от Бога нашей грешной земле. Завершая главу, автор еще несколько раз повторяет корень -дар-, прибегая в данном случае к корневому повтору и еще раз останавливаясь на той же мысли: «… Той бо есть Бог наш Великодатель, и благых Податель, и богатых даров Дародавец» [4, с. 289].
Также в предисловии представление о Сергии связано у Епифания с понятием пользы: «… то кая потреба толикую и таковую плъзу [память о Сергии] въ забытие положити…» [4, с. 283]; «…велит в след жития его [Сергия] ходити и от сего примет ползу» [4, с. 283] и т. д. Повтор слова «польза», практически всегда сопутствующего в начальных строках Жития упоминанию о Сергии, закрепляется тут же цитатой из Василия Великого, которая получает значение ключевой фразы для предисловия: «… тайну бо цареву лепо есть таити, а дела Божия проповедати добро есть и полезно…» [4, с. 283]. Интересно, что понятия дара или пользы как средства для начальной обрисовки образа преподобного в последующих главах Жития встречаются со значительно меньшей частотностью.
Для глав, описывающих детство и отрочество святого, характерны эпитеты «благородный», «чудный» или «дивный», «избранный» и особенно «добрый» или «благой»: «Сий предобрый и вседоблий отрок…» [4, с.306]; «добрый же отрок достоин бысть даров духовных…» [4, с. 306] и т. д. Автор подчеркивает, что именно доброта является началом святой жизни.
Кроме того, в главах о жизни юного Сергия неоднократно возникает слово «знамение».