Павлуша – один из мальчиков, встреченных охотником у ночного костра. Сначала мы узнали имя героя, потом автор описал внешность мальчика, в немногих репликах и поступках раскрылся и характер двенадцатилетнего мужичка.
Внешность Павлуши непримечательна: волосы всклокоченные, глаза серые, скулы широкие, лицо бледное и рябое, огромная голова, приземистое тело. Но именно его сразу из всех ребят выделил автор: «глядел очень умно и прямо, да и в голосе у него звучала сила». Изысканностью одежды Павел похвастаться тоже не мог: грубая холщовая рубаха да заплатанные штаны.
Павел больше делает, чем говорит. Он следит за котлом с картошкой, следит за огнем, наблюдателен (рыба плеснула, звездочка покатилась), отвлекает ребят, когда те напугались лесных звуков, переключив их внимание на картошку. Когда разволновались и убежали собаки, почуяв чужого, Павел без оружия бросился за ними, громко звал собак по именам, вернувшись, равнодушно бросил: «Я думал, волк».
Теперь уже автору не просто нравится этот мальчуган, он им невольно любуется. «Он был очень хорош в это мгновение. Его некрасивое лицо, оживленное быстрой ездой, горело смелой удалью и твердой решимостью».
Его власть признают животные: когда он положил руку на голову одной из собак, «долго не поворачивало головы обрадованное животное, с признательной гордостью посматривая сбоку на Павлушу».
Павел гораздо взрослее своих друзей. Рассказ и реплики его более реалистичны. Солнечное затмение и бочар Вавила, купивший новый жбан и одевший его на голову, в рассказе Ильюши выглядели бы иначе. Даже часть рассказа, связанную с Тришкой, за которого приняли Вавилу односельчане, рассказывает Ильюша, а не Павел. Его вопросы конкретны, иногда ироничны: «А он у вас где водится?», «Чего ж он раскашлялся?», «А разве вы на фабрику ходите?». Любимое выражение «вишь…». Остальные задают вопросы Павлу, а не Феде, который старше. На вопрос Кости о звуках в бучиле Павел дает два ответа, мистический и реальный. Реальную версию ребята не принимают, скучно. Тем более удивительно, что Павел слышал голос утонувшего Васи. Правда, и на эту примету у него находится свой, взрослый ответ: «Своей судьбы не минуешь».
Когда охотник покидал гостеприимный приют, все спали, только Павел приподнял голову и посмотрел. В том же году «он убился, упав с лошади».
Герой трагедии А. С. Пушкина «Борис Годунов» , инок Чудова монастыря Григорий Отрепьев, «бедный черноризец» , «монашеской неволею скучая» , бежавший из Москвы «к украинцам в их буйные курени» , чтобы объявиться затем в Польше под именем царевича Димитрия и в этом облике заявить права на трон московский, избрав своей жертвой того, кто на нем сидит. Хотя трагедия Пушкина названа именем другого лица, Самозванец в полной мере является ее героем и в этом качестве сопоставим только с Борисом Годуновым.
Расположение главных персонажей в системе событий делает неизбежной коллизию, перерастающую в драматургический конфликт. Между тем смысл трагедии несводим к борьбе Бориса и Самозванца за обладание венцом и бармами Мономаха. С этой точки зрения существенно дополнение, внесенное Пушкиным в первый вариант названия: «Комедия о настоящей беде Московскому государству, о царе Борисе и о Гришке Отрепьеве» . Тут обнаруживается парадоксальная общность героев, политическая судьба которых осмысливается в отношении к судьбе народной. Вовлеченные в противоборство, они, эти герои, приносят настоящую беду государству московскому. Оба приобретают власть путем физического устранения законного наследника (Борис — Димитрия, Самозванец — Федора, сына Годунова) , оба — детоубийцы, лжесвидетели и самозванцы, принесшие на Русь «страшное, невиданное горе» . Подобие героев не означает тождества. Различия между ними проявляются на разных уровнях: от сюжетики до художественной поэтики
Герой Пушкина — это в самом деле «сосуд диавольский» (по аттестации Патриарха) , дожидающийся, чтобы его наполнили каким-либо содержанием, чтобы его волю к власти увязали с какими-то геополитическими интересами. Первые критики трагедии упрекали Пушкина в том, что его С. «не имеет решительной физиономии» (П. А. Катенин) . Казавшееся современникам серьезным упущением поэта на самом деле плод художественного замысла. Таков сей «сосуд диавольский» , что постоянно перевоплощается, меняет личины и весь свой облик (точно хамелеон ).
Пушкин отмечал «романтический и страстный характер моего авантюриста» . Он одержим страстями; ему, по словам Пушкина, «очень подходит» любовная интрига. Страсти, владеющие душой Самозванца, «гордыней обуянной» , рождают «бесовские мечтанья» , но они же, по закону романтической иронии сохраняют в нем человеческое начало, непонятное и недоступное тем, кто использует его как орудие собственных интересов (прежде всего Марине Мнишек) .
Страстная натура героя не дает угаснуть живым человеческим чувствам. С. предельно искренен в любви (Марина насквозь лицемерна) , он почти рыдает над издыхающим конем; по-царски величественно и милосердно требует щадить русскую кровь. Однако он не царь и не царевич, а самозванец, который своим самозванством дал «предлог раздоров и войны» . По мере того как раздор и война охватывают государство московское, герой стушевывается и исчезает из действия за несколько сцен до окончания трагедии. Его роль, начатая с пробуждения в келье Пимена и с рассказа о проклятом сне, — сном и заканчивается. Последняя ремарка, относящаяся к Самозванцу: «Ложится, кладет седло под голову и засыпает» . Явившийся из сновидений герой-фантом символически возвращается туда, откуда пришел.
Внешность Павлуши непримечательна: волосы всклокоченные, глаза серые, скулы широкие, лицо бледное и рябое, огромная голова, приземистое тело. Но именно его сразу из всех ребят выделил автор: «глядел очень умно и прямо, да и в голосе у него звучала сила». Изысканностью одежды Павел похвастаться тоже не мог: грубая холщовая рубаха да заплатанные штаны.
Павел больше делает, чем говорит. Он следит за котлом с картошкой, следит за огнем, наблюдателен (рыба плеснула, звездочка покатилась), отвлекает ребят, когда те напугались лесных звуков, переключив их внимание на картошку. Когда разволновались и убежали собаки, почуяв чужого, Павел без оружия бросился за ними, громко звал собак по именам, вернувшись, равнодушно бросил: «Я думал, волк».
Теперь уже автору не просто нравится этот мальчуган, он им невольно любуется. «Он был очень хорош в это мгновение. Его некрасивое лицо, оживленное быстрой ездой, горело смелой удалью и твердой решимостью».
Его власть признают животные: когда он положил руку на голову одной из собак, «долго не поворачивало головы обрадованное животное, с признательной гордостью посматривая сбоку на Павлушу».
Павел гораздо взрослее своих друзей. Рассказ и реплики его более реалистичны. Солнечное затмение и бочар Вавила, купивший новый жбан и одевший его на голову, в рассказе Ильюши выглядели бы иначе. Даже часть рассказа, связанную с Тришкой, за которого приняли Вавилу односельчане, рассказывает Ильюша, а не Павел. Его вопросы конкретны, иногда ироничны: «А он у вас где водится?», «Чего ж он раскашлялся?», «А разве вы на фабрику ходите?». Любимое выражение «вишь…». Остальные задают вопросы Павлу, а не Феде, который старше. На вопрос Кости о звуках в бучиле Павел дает два ответа, мистический и реальный. Реальную версию ребята не принимают, скучно. Тем более удивительно, что Павел слышал голос утонувшего Васи. Правда, и на эту примету у него находится свой, взрослый ответ: «Своей судьбы не минуешь».
Когда охотник покидал гостеприимный приют, все спали, только Павел приподнял голову и посмотрел. В том же году «он убился, упав с лошади».
Расположение главных персонажей в системе событий делает неизбежной коллизию, перерастающую в драматургический конфликт. Между тем смысл трагедии несводим к борьбе Бориса и Самозванца за обладание венцом и бармами Мономаха. С этой точки зрения существенно дополнение, внесенное Пушкиным в первый вариант названия: «Комедия о настоящей беде Московскому государству, о царе Борисе и о Гришке Отрепьеве» . Тут обнаруживается парадоксальная общность героев, политическая судьба которых осмысливается в отношении к судьбе народной. Вовлеченные в противоборство, они, эти герои, приносят настоящую беду государству московскому. Оба приобретают власть путем физического устранения законного наследника (Борис — Димитрия, Самозванец — Федора, сына Годунова) , оба — детоубийцы, лжесвидетели и самозванцы, принесшие на Русь «страшное, невиданное горе» . Подобие героев не означает тождества. Различия между ними проявляются на разных уровнях: от сюжетики до художественной поэтики
Герой Пушкина — это в самом деле «сосуд диавольский» (по аттестации Патриарха) , дожидающийся, чтобы его наполнили каким-либо содержанием, чтобы его волю к власти увязали с какими-то геополитическими интересами. Первые критики трагедии упрекали Пушкина в том, что его С. «не имеет решительной физиономии» (П. А. Катенин) . Казавшееся современникам серьезным упущением поэта на самом деле плод художественного замысла. Таков сей «сосуд диавольский» , что постоянно перевоплощается, меняет личины и весь свой облик (точно хамелеон ).
Пушкин отмечал «романтический и страстный характер моего авантюриста» . Он одержим страстями; ему, по словам Пушкина, «очень подходит» любовная интрига. Страсти, владеющие душой Самозванца, «гордыней обуянной» , рождают «бесовские мечтанья» , но они же, по закону романтической иронии сохраняют в нем человеческое начало, непонятное и недоступное тем, кто использует его как орудие собственных интересов (прежде всего Марине Мнишек) .
Страстная натура героя не дает угаснуть живым человеческим чувствам. С. предельно искренен в любви (Марина насквозь лицемерна) , он почти рыдает над издыхающим конем; по-царски величественно и милосердно требует щадить русскую кровь. Однако он не царь и не царевич, а самозванец, который своим самозванством дал «предлог раздоров и войны» . По мере того как раздор и война охватывают государство московское, герой стушевывается и исчезает из действия за несколько сцен до окончания трагедии. Его роль, начатая с пробуждения в келье Пимена и с рассказа о проклятом сне, — сном и заканчивается. Последняя ремарка, относящаяся к Самозванцу: «Ложится, кладет седло под голову и засыпает» . Явившийся из сновидений герой-фантом символически возвращается туда, откуда пришел.