Состязании стрелков, выражает намерение в нём участвовать. Мужчины смеются над ним, и тогда Робин предлагает пари на двадцать марок: он попадёт в цель за сто саженей, а также убьёт оленя одной стрелой. Лесники соглашаются, не веря юноше. Тот выигрывает спор и требует свою плату, но его не принимают всерьёз и советуют уйти. Робин, смеясь, отходит на некоторое расстояние и из лука поражает всех лесников, кроме того, кто начал эту свару. Тот пытается уйти, но юноша посылает стрелу ему в голову. Жители Ноттингема выдвигаются из города, чтобы отомстить за лесников, но Робин Гуд ранит многих из них и уходит в лес. Убитых хоронят на церковном кладбище, уложив в ряд[4]. Сюжет совершенно точно был известен уже в конце XVI века, поэтому неясно, почему Фрэнсис Джеймс Чайлд в своём собрании, располагая о Робин Гуде по времени их появления, поместил эту так поздно, под номером 139. Хронологически она должна быть расположена приблизительно между «Весёлый гуртовщик из Уэйкфилда» (англ. The Jolly Pinder, Child 124) и «Робин Гуд и Маленький Джон» (англ. Robin Hood and Little John, Child 125). Своей жестокостью по отношению к лесникам эта похожа на другую — «Джонни Кок» (англ. Johnie Cock, Child 114), которую Чайлд поместил сразу же перед о Робин Гуде[3][5].
Жил-был старик со старухой, и у них был бык, был баран, гусь и петух. Пришла холодная зима, так крепко заморозило: всем им под сараем лежать холодно. Вот бык пошел к барану.
– Баран, баран, айда избу рубить!
– Да, пойду я избу рубить! Я лучше у хозяина под сараем пролежу.
Пошел бык к гусю.
– Гусь, пойдем избу рубить!
– Нет, не пойду; я лучше у хозяина на одной ноге под сараем простою.
Пошел бык к петуху.
– Петух, петух! Аида избу рубить!
– Нет, я лучше у хозяина на нашесте просижу. Звал, звал бык – никто нейдет, и пошел и срубилизбу один, на волчьей тропе, и печку склал.
Затопил, полеживает перед печкой, погревается. Наутро еще сильнее мороз. Барана мороз так пробрал: побежал он в лес, к быку, подбежал к избе.
– Бя! Бя! Бык! Бык! Пусти меня в избу!
– Я тебя звал, ты хотел у хозяина на соломе пролежать.
– Осерчаю, – говорит баран, – все углы распыряю! Бык подумал, подумал:
– Без углов изба будет холодна... Ну, иди! Баран вбежал, перед печкой на лавочку лег. Малостьпогодя гусь летит.
– Гагак! Гагак! Бык, пусти меня в избу!
– Я тебя звал, ты хотел у хозяина на одной ноге стоять – там и стой!
– Мох весь из стен вытереблю.
– Ну, иди и ты.
Гусь прямо на лавочку в чулан, посиживает. Летит петух.
– Кукурику, бык! Пусти меня в избу!
– Я тебя звал – ты хотел у хозяина на нашестах просидеть. Там и сиди!
– Если не пустишь – с настойки землю всю срою!
– Ну, ступай!
Петух влетел, прямо на брус; сидит на брусу.
Идут волки, остановились и испугались. Что на ихней тропе за изба? Кто в ней живет – не знай. Стали конйться, кому в нее идти; досталось самому старейшему волку. Волк взошел, встал у порожку. Вот бык как вскочил, скосился да рогами-то его к стене-то и припер; а баран разбежится да бац, да бац его по бокам-то; а гусь-то его все щипком да за зад, весь зад ему в кровь изорвал; а петух бегает по брусу, да и кричит:
– А вот как да кудак, да подайте сюда! Здесь у меня ножищи, здесь у меня и ужйщи, здесь я его зарежу, здесь я его подвешу!
Вот волк кое-как вырвался и – айда бежать к своим товарищам. К ним подбежал, еще дальше убежал. Они кричат:
– Брат, брат! Постой, постой!
Остановился волк и стал им рассказывать, что с ним было:
– Вошел я в избенку, встал я у порожку, вскочил мужичище, в черном чапанище, да меня ухватом-то к стенке-то и припер, а помёне того мужичишка, в сереньком чапанишке да все меня обухом-то да по бокам-то! А еще помёне того, в беленьком камзблишке, все меня щипцами. А еще помёне того, в красненьком халатиш-ке, бегает по брусу, да и кричит: «А вот как да кудак, да подайте сюда! Здесь у меня ножищи, здесь у меня и ужйщи, здесь я его зарежу, здесь я его подвешу!» Кабы они меня ему подали – он зарезал бы меня там и повесил!
Бросили волки эту сокму и не стали тут ходить, а те жить в избе остались.
Сюжет совершенно точно был известен уже в конце XVI века, поэтому неясно, почему Фрэнсис Джеймс Чайлд в своём собрании, располагая о Робин Гуде по времени их появления, поместил эту так поздно, под номером 139. Хронологически она должна быть расположена приблизительно между «Весёлый гуртовщик из Уэйкфилда» (англ. The Jolly Pinder, Child 124) и «Робин Гуд и Маленький Джон» (англ. Robin Hood and Little John, Child 125). Своей жестокостью по отношению к лесникам эта похожа на другую — «Джонни Кок» (англ. Johnie Cock, Child 114), которую Чайлд поместил сразу же перед о Робин Гуде[3][5].
Жил-был старик со старухой, и у них был бык, был баран, гусь и петух. Пришла холодная зима, так крепко заморозило: всем им под сараем лежать холодно. Вот бык пошел к барану.
– Баран, баран, айда избу рубить!
– Да, пойду я избу рубить! Я лучше у хозяина под сараем пролежу.
Пошел бык к гусю.
– Гусь, пойдем избу рубить!
– Нет, не пойду; я лучше у хозяина на одной ноге под сараем простою.
Пошел бык к петуху.
– Петух, петух! Аида избу рубить!
– Нет, я лучше у хозяина на нашесте просижу. Звал, звал бык – никто нейдет, и пошел и срубилизбу один, на волчьей тропе, и печку склал.
Затопил, полеживает перед печкой, погревается. Наутро еще сильнее мороз. Барана мороз так пробрал: побежал он в лес, к быку, подбежал к избе.
– Бя! Бя! Бык! Бык! Пусти меня в избу!
– Я тебя звал, ты хотел у хозяина на соломе пролежать.
– Осерчаю, – говорит баран, – все углы распыряю! Бык подумал, подумал:
– Без углов изба будет холодна... Ну, иди! Баран вбежал, перед печкой на лавочку лег. Малостьпогодя гусь летит.
– Гагак! Гагак! Бык, пусти меня в избу!
– Я тебя звал, ты хотел у хозяина на одной ноге стоять – там и стой!
– Мох весь из стен вытереблю.
– Ну, иди и ты.
Гусь прямо на лавочку в чулан, посиживает. Летит петух.
– Кукурику, бык! Пусти меня в избу!
– Я тебя звал – ты хотел у хозяина на нашестах просидеть. Там и сиди!
– Если не пустишь – с настойки землю всю срою!
– Ну, ступай!
Петух влетел, прямо на брус; сидит на брусу.
Идут волки, остановились и испугались. Что на ихней тропе за изба? Кто в ней живет – не знай. Стали конйться, кому в нее идти; досталось самому старейшему волку. Волк взошел, встал у порожку. Вот бык как вскочил, скосился да рогами-то его к стене-то и припер; а баран разбежится да бац, да бац его по бокам-то; а гусь-то его все щипком да за зад, весь зад ему в кровь изорвал; а петух бегает по брусу, да и кричит:
– А вот как да кудак, да подайте сюда! Здесь у меня ножищи, здесь у меня и ужйщи, здесь я его зарежу, здесь я его подвешу!
Вот волк кое-как вырвался и – айда бежать к своим товарищам. К ним подбежал, еще дальше убежал. Они кричат:
– Брат, брат! Постой, постой!
Остановился волк и стал им рассказывать, что с ним было:
– Вошел я в избенку, встал я у порожку, вскочил мужичище, в черном чапанище, да меня ухватом-то к стенке-то и припер, а помёне того мужичишка, в сереньком чапанишке да все меня обухом-то да по бокам-то! А еще помёне того, в беленьком камзблишке, все меня щипцами. А еще помёне того, в красненьком халатиш-ке, бегает по брусу, да и кричит: «А вот как да кудак, да подайте сюда! Здесь у меня ножищи, здесь у меня и ужйщи, здесь я его зарежу, здесь я его подвешу!» Кабы они меня ему подали – он зарезал бы меня там и повесил!
Бросили волки эту сокму и не стали тут ходить, а те жить в избе остались.