Кем быть? У меня растут года,
будет и семнадцать.
Где работать мне тогда,
чем заниматься?
Нужные работники -
Столяры и плотники!
Сработать мебель мудрено.
Сначала мы берем бревно
и пилим доски
длинные и плоские.
Столяру хорошо,
а инженеру - лучше,
я бы строить дом пошел,
тусть меня научат.
Владимир Маяковский
Теой прогноз подтвердился?
+ нет литературы
Читай
Объяснение:
Героями его произведений стали любознательные выдумщики, одолеваемые жаждой новых открытий и изобретений, мальчишки и девчонки, которым всегда, во все времена не сидится на месте и хочется настоящих открытий и приключений. Все они разные, готовые постоянно что-то придумывать, изобретать, участвовать в любых делах. Построить свою подводную лодку, сконструировать мясорубку из пылесоса, сбежать на Крайний Север? Конечно же, да! Исследователями, открывателями, «двигателями прогресса» выступают Федя Капустин из повести «Приключение не удалось», Вася из рассказа «Невиданная птица», не побоявшийся схватиться с «кондором» (за которого он принял модель планера, улетевшую с соревнований), мальчишки из рассказа «Исследователи», чей пример оказался заразительным для солидного, пожилого педагога Николая Николаевича, вслед за ними рискнувшего пуститься в исследование вентиляционной системы своей школы? А юный детектив Петя Калач и его младший собрат из повести «Машка Самбо и Заноза»? Наравне с мальчишками выступают и девочки. Порой они даже превосходят мальчишек в жажде романтики и открытий, а то и в смелости. Ничуть не уступают своим сверстникам, а в чем-то и превосходят их Маша и Люся Пролеткины из повести «Машка Самбо и Заноза», звеньевая Таня Закатова из рассказа «Белая крыса» или хитроумная и напористая Аглая, героиня нескольких широко известных рассказов «Как я был самостоятельным» и других. «Придумывать всякие приключенческие истории очень легко. Но если бы вы знали, какая эта трудная работа — придумать приключение так, чтобы читатель в него поверил, а всех героев рассказа увидел живыми людьми» — писал Юрий Сотник.
Глава первая
ОБЫЧНЫЙ ДЕНЬ
…И снова он возводит
маис
зеленый,
а потом добела раскаленный,
и сам растет
рядом с маисом,
растет,
оберегает
первые всходы
зари,
присужденный к труду своих рук,
своих собственных рук,
вечно собственных рук!
Роберто Обрегон Моралес. «Песнь маиса»
Лучше всего спится ранним утром.
Свежий предрассветный ветерок приятно холодит разгоряченное сном тело. Утихли насекомые, жаждавшие крови спящих; даже злые демоны, духи ночи, тревожащие сон, удалились на покой.
— Пора вставать, сынок!
Голос матери — самый родной на свете голос — и то не сразу выводит из забвения; в голове еще проносятся разрозненные видения. Хун-Ахау*[1] приподнимается, протирая глаза и потягиваясь. Как хочется спать! Но при взгляде на отца сразу вспыхивает воспоминание: ведь скоро он, Хун-Ахау, будет взрослым! Скорее, скорее, ведь он уже не маленький!
Отец сидит у пылающего очага, поджидая своего первенца. Завтрак уже готов. Несколько пригоршней воды, брошенных в лицо, окончательно приводят в себя юношу. Он почтительно приветствует отца и усаживается около него.
Трапеза продолжается недолго. Отец проглатывает несколько еще горячих кукурузных лепешек, зачерпывает из горшка вареную фасоль. Хун-Ахау медленно жует одну-единственную лепешку — он еще получает порцию подростка. Скоро, после праздника совершеннолетия, он будет считаться взрослым, и тогда его порция изменится. А пока он стойко отводит глаза от тайком подсунутой матерью половинки другой лепешки: хороший юноша всегда воздержан во всем!
— Пошли!
Хун-Ахау поднимается вслед за отцом, бросив мимолетный взгляд на лежащую половину лепешки. Маленькие брат и сестра еще спят, ровно посапывая. Мать осторожно выбирает из большого глиняного горшка размоченные в известковой поде кукурузные зерна и кладет их на зернотерку — большой плоский камень. Чтобы приготовить обед, ей придется работать много часов. Надо тщательно растереть разбухшие зерна, превратив их в тесто, испечь лепешки, сварить два горшка фасоли и огненный суп из перца… Мясо — редкий гость на столе земледельца!
Отец и сын выходят из хижины. Их дом, как и все соседние жилища, невелик и прост по устройству: по углам вбивают четыре столба, их соединяют плетенкой из гибких ветвей, обмазывают глиной — и стены готовы. Крышу настилают из больших сочных пальмовых листьев. Семье все соседи, ведь постройка нового дома — радостное событие в жизни всего поселения.
Ах-Чамаль и Хун-Ахау миновали несколько соседних хижин и вышли на центральную площадь Цолчена. Проходя мимо «искусственной горы» — невысокой пирамиды, на которой стояло святилище, — отец пробормотал две молитвы: о хорошем урожае и о мирной благополучной жизни. Хун-Ахау вторил ему звонким голосом. Белый гребень храма наверху заметно порозовел — животворящий Кинич-Как-Мо* — «Солнечноглазый попугай» — бог солнца, уже начал свой ежедневный полет по небу. Неподалеку от храма стояли два дома из камня — жилища старейшины селения, батаба*, и жреца. В них было совсем тихо — там все еще спали.
Поле, на котором находились их посевы, было расположено довольно далеко. Хун-Ахау очень любил, когда по пути отец, Ах-Чамаль, что-нибудь ему рассказывал: он знал много интересных и страшных историй. Но чтобы отец начал рассказывать, надо его о чем-то спросить. Хун-Ахау вспоминает о доме батаба.
— Отец мой, почему ты не батаб? Тогда бы мы еще спали так же, как он сейчас! И почему мы должны отдавать ему часть своего урожая? Ведь он не работает на нашем поле, да и на его участке за него трудятся другие.
Ах-Чамаль поворачивает голову, смотрит на сына.
— Быть батабом не так-то просто, — отвечает он, — для этого надо происходить из знатного рода, изучить священные письмена, уметь управлять людьми, быть опытным в военных делах. Батаб собирает подати не для себя; он отправляет их ко двору нашего правителя; только благодаря молитвам великого «владетеля циновки»* и жрецов боги посылают нам хорошие урожаи. А если будет война? Кто, кроме батаба, соберет войско, раздаст вооружение из «Дома оружия», защитит наш урожай от жадного врага, дома от пожара, наши семьи от плена?