Работу над пьесой Гоголь начал осенью 1835 года. Традиционно считается, что сюжет был подсказан ему А. С. Пушкиным. Подтверждением этому служат воспоминания русского писателя Владимира Соллогуба: «Пушкин познакомился с Гоголем и рассказал ему про случай, бывший в г. Устюжна Новгородской губернии (сейчас — Вологодской области) — о каком-то проезжем господине, выдавшем себя за чиновника министерства и обобравшем всех городских жителей». По другой версии, также описанной В. Соллогубом, за ревизора самого Пушкина 2 сентября 1833 года принял нижегородский генерал-губернатор Бутурлин, когда Александр Сергеевич прибыл в Нижний Новгород для сбора материалов о пугачёвском бунте. В городе Малоархангельске Орловской области бытует легенда о том, что именно там в 1829 году произошли события, легшие в основу «Ревизора»[1]. В основе легенды — записанное в 1882 и опубликованное в 1890 году В. В. Птицыным в журнале «Русская старина» предание о том, что Пушкин проезжая через Малоархангельск, остановился вечером на постоялом дворе, а принявшие его за «большое столичное начальство, по крайней мере генерала» городские чиновники всю ночь тревожились в ожидании ревизии и на утро в парадных мундирах и при орденах явились к Пушкину за приказаниями. Проснувшийся не скоро поэт велел своему человеку «Гони их в шею, дураков!»[2]. Также есть предположение, что история произведения восходит к рассказам о командировке Павла Свиньина в Бессарабию в 1815[3][4]. За год до дебюта «Ревизора» на ту же тему был опубликован сатирический роман А. Ф. Вельтмана «Неистовый Роланд»[5]. Ещё ранее начала ходить в рукописи написанная Г. Ф. Квиткой-Основьяненко в 1827 году комедия «Приезжий из столицы, или Суматоха в уездном городе»[6]. По всей видимости Гоголь был знаком с ней и сходной литературной традицией в период работы над «Ревизором»; о распространенности этой комедии в литературных кругах 30-х годов можно судить по тому, что А. Ф. Вельтман, в начале 1835 года печатает в «Библиотеке для чтения» полукомедию, полуновеллу — «Провинциальные актёры», где влияние комедии Квитки-Основьяненко заметнее чем в «Ревизоре»[7].
Во время работы над пьесой Гоголь неоднократно писал А. С. Пушкину о ходе её написания, порой желая её бросить, но Пушкин настойчиво просил его не прекращать работу.
В январе 1836 Гоголь читал комедию на утре у Василия Жуковского в присутствии большой группы литераторов, среди которых были А. С. Пушкин, П. А. Вяземский и многие другие. Тургенев вспоминал о том вечере:
читал Гоголь превосходно…, поразил меня чрезвычайной простотой и сдержанностью манеры, какой-то важной и в то же время наивной искренностью, которой словно и дела нет — есть ли тут слушатели и что они думают. Казалось, Гоголь только и заботился о том, как бы вникнуть в предмет, для него самого новый, и как бы вернее передать собственное впечатление. Эффект выходил необычайный[8]. Пушкин и Жуковский были в полном восхищении, но многие не увидели или не захотели увидеть за классической ширмой типичного сюжета «комедии ошибок» общественный фарс, в котором за уездным городком обозначена вся Россия.
Впоследствии он (Барон Розен) гордился тем, что когда Гоголь, на вечере у Жуковского, в первый раз прочёл своего «Ревизора», он один из всех присутствовавших не показал автору ни малейшего одобрения и даже ни разу не улыбнулся, и сожалел о Пушкине, который увлёкся этим оскорбительным для искусства фарсом и во всё время чтения катался от смеха.
В мнении о «Ревизоре» два драматических писателя-врага, Кукольник и Розен, всегда иронически посматривавшие друг на друга и ни в чём не сходившиеся, сошлись совершенно.[9]
— И. И. Панаев. «Литературные воспоминания» Сам Гоголь так отзывался о своей работе:
В «Ревизоре» я решился собрать в одну кучу всё дурное в России, какое я тогда знал, все несправедливости, какие делаются в тех местах и в тех случаях, где больше всего требуется от человека справедливости, и за одним разом посмеяться над всем.[10] Сценическая судьба пьесы сложилась не сразу. Добиться разрешения на постановку удалось лишь после того, как Жуковский сумел убедить лично императора, что «в комедии нет ничего неблагонадёжного, что это только весёлая насмешка над плохими провинциальными чиновниками», пьеса была допущена к постановке. На её премьере присутствовал государь, хохотал от души и по окончании пьесы громогласно заявил: «Тут всем досталось, а больше всего — мне!» С тех пор до конца жизни Гоголь получал от Николая I финансовые субсидии, которые испрашивал для него Жуковский.
Ярославна сопоставляется с кукушкой, которая «безвестно рано кукует». Она готова полететь кукушкой, чтобы омочить шелковый рукав в Каяле-реке и утереть любимому мужу кровавые раны. Уподобление Ярославны кукушке символизирует ее горестное настроение, и вместе с тем сравнение с птицей придает ее образу поэтичность, говорит о готовности быстро прилететь на самозабвенность. Не случайно заступничество Ярославны перед силами природы за мужа становится символической причиной завершения событий. Плач Ярославны заставляет силы природы Игорю бежать. Необыкновенная храбрость и воинская отвага младшего брата Игоря князя Всеволода выражены в сопоставлении его с туром — «яр тур», «буй тур». В его образе воплощены лучшие черты русских князей-воинов, в любых обстоятельствах до последнего мига сражающихся с врагами. В его мужестве и храбрости автор видел залог будущих побед над кочевниками. Сам князь Игорь сравнивается с горностаем, с белым гоголем во время своего побега из плена. Его тяга к свободе заставляет автора сравнить своего героя с соколом, сильной и красивой птицей. Боян сравнивается с серым волком. С волками сопоставляются хан Кончак, дружина — с соколами и стаями галок, Всеслав — с лютым зверем, половцы — с барсовым гнездом. Эти сравнения подчеркивают значимость природных сил, птиц и животных, в мировосприятии древнерусского человека.
Во время работы над пьесой Гоголь неоднократно писал А. С. Пушкину о ходе её написания, порой желая её бросить, но Пушкин настойчиво просил его не прекращать работу.
В январе 1836 Гоголь читал комедию на утре у Василия Жуковского в присутствии большой группы литераторов, среди которых были А. С. Пушкин, П. А. Вяземский и многие другие. Тургенев вспоминал о том вечере:
читал Гоголь превосходно…, поразил меня чрезвычайной простотой и сдержанностью манеры, какой-то важной и в то же время наивной искренностью, которой словно и дела нет — есть ли тут слушатели и что они думают. Казалось, Гоголь только и заботился о том, как бы вникнуть в предмет, для него самого новый, и как бы вернее передать собственное впечатление. Эффект выходил необычайный[8].
Пушкин и Жуковский были в полном восхищении, но многие не увидели или не захотели увидеть за классической ширмой типичного сюжета «комедии ошибок» общественный фарс, в котором за уездным городком обозначена вся Россия.
Впоследствии он (Барон Розен) гордился тем, что когда Гоголь, на вечере у Жуковского, в первый раз прочёл своего «Ревизора», он один из всех присутствовавших не показал автору ни малейшего одобрения и даже ни разу не улыбнулся, и сожалел о Пушкине, который увлёкся этим оскорбительным для искусства фарсом и во всё время чтения катался от смеха.
В мнении о «Ревизоре» два драматических писателя-врага, Кукольник и Розен, всегда иронически посматривавшие друг на друга и ни в чём не сходившиеся, сошлись совершенно.[9]
— И. И. Панаев. «Литературные воспоминания»
Сам Гоголь так отзывался о своей работе:
В «Ревизоре» я решился собрать в одну кучу всё дурное в России, какое я тогда знал, все несправедливости, какие делаются в тех местах и в тех случаях, где больше всего требуется от человека справедливости, и за одним разом посмеяться над всем.[10]
Сценическая судьба пьесы сложилась не сразу. Добиться разрешения на постановку удалось лишь после того, как Жуковский сумел убедить лично императора, что «в комедии нет ничего неблагонадёжного, что это только весёлая насмешка над плохими провинциальными чиновниками», пьеса была допущена к постановке. На её премьере присутствовал государь, хохотал от души и по окончании пьесы громогласно заявил: «Тут всем досталось, а больше всего — мне!» С тех пор до конца жизни Гоголь получал от Николая I финансовые субсидии, которые испрашивал для него Жуковский.
Вторая редакция пьесы относится к 1842 году.