Размышляя о духе поэмы «Мцыри», я ощущаю неоднозначность понятия «исповедь» в контексте произведения. Пламенные излияния Мцыри и слово «исповедь» с его обычным толкованием – покаяние в грехах перед священником – просто несовместимы. Нет, Мцыри вовсе не безгрешен. Конечно, он «душой дитя», ведь он не искушён настолько, как мог бы быть, живя в другой среде. Но неискушённость эта скорее вынужденная. В грехах своих герой вовсе не кается («и о прощенье не молю»), а скорее желал бы их в своей жизни пройти, многое постичь, дорваться до этой круговерти не на три коротких дня, а нажиться, надышаться этим. Я больше не смог придумать.
— А что, Гаврила, — заговорила вдруг она, — не женить ли нам его, как ты думаешь? Может, он остепенится.— Отчего же не женить-с! Можно-с, — ответил Гаврила, — и очень даже будет хорошо-с.— Да; только кто за него пойдет?— Конечно-с. А впрочем, как вам будет угодно-с. Всё же он, так сказать, на что-нибудь может быть потребен; из десятка его не выкинешь.— Кажется, ему Татьяна нравится?Гаврила хотел было что-то возразить, да сжал губы.— Да!.. пусть посватает Татьяну, — решила барыня, с удовольствием понюхивая табачок, — слышишь?— Слушаю-с, — произнес Гаврила и удалился.Возвратясь в свою комнату (она находилась во флигеле и была почти вся загромождена коваными сундуками), Гаврила сперва выслал вон свою жену, а потом подсел к окну и задумался. Неожиданное распоряжение барыни его, видимо, озадачило. Наконец он встал и велел кликнуть Капитона. Капитон явился... Но прежде чем мы передадим читателям их разговор, считаем нелишним рассказать в немногих словах, кто была эта Татьяна, на которой приходилось Капитону жениться, и почему повеление барыни смутило дворецкого.
Я больше не смог придумать.