Сохранилось шесть планов последней повести Пушкина.
Обычно предполагают, что в ходе работы над повестью Пушкин исходил прямо из опыта 1831 г., что для него уже тогда обозначилась невозможность либерально-дворянского компромисса с крестьянской революцией.
Это положение является частным случаем общих установок пушкинистов, у которых отзывы Пушкина о Наполеоне 1815 года переносятся на Наполеона 1817 года и у которых вообще динамика развития идей поэта чрезвычайно замедлена и высказывания его берутся в их прямом подцензурном виде.
У пушкинистов укоренилась мысль, что изучение дошедших до нас планов «Капитанской дочки» позволяет установить, что как бы ни изменялся фабульный узор повести о Шванвиче, политические установки в процессе всех переработок начального замысла оставались неизменными. Союз Шванвича с Пугачевым мог по-разному мотивироваться, но, конечно, никогда не оправдывался.
С этим трудно согласиться, потому что в анализе планов и, главное, в анализе самой повести не обращено внимание на методы, которыми Пушкин дает образ Пугачева.
На самом деле, в развитии планов у Пушкина идет вытеснение темы внутренне-дворянского спора темой народного восстания.
Первая тема закреплена датой 1762 г.
В «Капитанской дочке», в ее планах, она связана с именем Шванвича.
Пушкин записывает:
«[Показание некоторых историков, утверждавших, что ни один из дворян не был замешан в Пугачевском бунте, совершенно несправедливо. Множество офицеров (по чину своему сделавшихся дворянами) служили в рядах Пугачева, не считая тех, которые из робости пристали к нему.] Замечательна разность, которую правительство полагало между дворянством личным и дворянством родовым. Прапорщик Минеев и несколько других офицеров были прогнаны сквозь строй, наказаны батогами и проч. А Шванвичь только ошельмован преломлением над головою шпаги.
В характере Владимира много положительных черт. Он хорошо образован, честен, решителен и порядочен, обладает ловкостью и отвагой на сильные, глубокие чувства. Но мы видим и двойственность характера Дубровского. Например, он сразу превратился в Дефоржа, как только увидел и полюбил Машу Троекурову (дочь своего врага) , и оставил мысль о мщении, хотя причины, побудившие его мстить обидчику, были очень серьезные. Автор придал Владимиру черты героя авантюрного и рыцарского романа. Дубровский попадает в необычные ситуации и ведет себя в них необычно. Ему также присущи черты романтического героя любовного романа: он посылает Маше таинственные записки, использует дупло старого дуба в качестве почтового ящика, передает кольцо, предупреждающее об опасности, встречает свадебную карету в глухом лесу. Все это делает образ Владимира Дубровского не совсем реалистичным, но все-таки он остается очень интересным, потому что является героем нового типа, который раскрывается в типических для жизни и литературы того времени ситуациях.
Сохранилось шесть планов последней повести Пушкина.
Обычно предполагают, что в ходе работы над повестью Пушкин исходил прямо из опыта 1831 г., что для него уже тогда обозначилась невозможность либерально-дворянского компромисса с крестьянской революцией.
Это положение является частным случаем общих установок пушкинистов, у которых отзывы Пушкина о Наполеоне 1815 года переносятся на Наполеона 1817 года и у которых вообще динамика развития идей поэта чрезвычайно замедлена и высказывания его берутся в их прямом подцензурном виде.
У пушкинистов укоренилась мысль, что изучение дошедших до нас планов «Капитанской дочки» позволяет установить, что как бы ни изменялся фабульный узор повести о Шванвиче, политические установки в процессе всех переработок начального замысла оставались неизменными. Союз Шванвича с Пугачевым мог по-разному мотивироваться, но, конечно, никогда не оправдывался.
С этим трудно согласиться, потому что в анализе планов и, главное, в анализе самой повести не обращено внимание на методы, которыми Пушкин дает образ Пугачева.
На самом деле, в развитии планов у Пушкина идет вытеснение темы внутренне-дворянского спора темой народного восстания.
Первая тема закреплена датой 1762 г.
В «Капитанской дочке», в ее планах, она связана с именем Шванвича.
Пушкин записывает:
«[Показание некоторых историков, утверждавших, что ни один из дворян не был замешан в Пугачевском бунте, совершенно несправедливо. Множество офицеров (по чину своему сделавшихся дворянами) служили в рядах Пугачева, не считая тех, которые из робости пристали к нему.] Замечательна разность, которую правительство полагало между дворянством личным и дворянством родовым. Прапорщик Минеев и несколько других офицеров были прогнаны сквозь строй, наказаны батогами и проч. А Шванвичь только ошельмован преломлением над головою шпаги.