За своей спиной она оставляла осиротевших детей, покалеченные молодые леса, сожженные деревни, города, леса, много невинных жертв. Идет время, но не теряются в памяти трудные годы войны. За общее дело боролись все, от малышей до стариков, люди отдавали себя, свои мастерство, опыт, силу ради победы, которая обошлась для нас очень дорогой ценой. На оккупированной гитлеровцами территории рабочие должны были работать по десять-двенадцать часов в сутки, голодная смерть угрожала сотням тысяч людей. Также в Белоруссии фашистами было создано более двухсот шестидесяти лагерей смерти. В Минске и его окрестностях находилось пять таких лагерей. Один из них, Тростянец, занимал третье место после Освенцима и Майданек по количеству уничтоженных людей. Очень больно чувствовать, что на месте прекрасного, цветущего Минска когда-то гибли невинные жертвы. Но в тот же момент я горжусь своим мужественным, непреклонным народом, который не позволил палачам издеваться над белорусской нацией, культурой, языком.А кто же не знает трагедии Хатыни?
Что вещи живут своей особой жизнью - кто же сомневается? Часы шагают, хворают, кашляют, печка мыслит, запечатанное письмо подмигивает и рисуется, раздвинутые ножницы кричат, кресло сидит, с точностью копируя старого толстого дядю, книги дышат, ораторствуют, перекликаются на полках. Шляпа, висящая на гвозде, непременно передразнивает своего владельца,- но лицо у нее свое, забулдыжно-актерское. У висящего пальто всегда жалкая душонка и легкая нетрезвость. Что-то паразитическое чувствуется в кольце и особенно в серьгах,- и к ним с заметным презрением относятся вещи-труженики: демократический стакан, реакционная стеариновая свечка, интеллигент-термометр, неудачник из мещан - носовой платок, вечно юная и суетливая сплетница - почтовая марка.
Идет время, но не теряются в памяти трудные годы войны. За общее дело боролись все, от малышей до стариков, люди отдавали себя, свои мастерство, опыт, силу ради победы, которая обошлась для нас очень дорогой ценой. На оккупированной гитлеровцами территории рабочие должны были работать по десять-двенадцать часов в сутки, голодная смерть угрожала сотням тысяч людей. Также в Белоруссии фашистами было создано более двухсот шестидесяти лагерей смерти. В Минске и его окрестностях находилось пять таких лагерей. Один из них, Тростянец, занимал третье место после Освенцима и Майданек по количеству уничтоженных людей. Очень больно чувствовать, что на месте прекрасного, цветущего Минска когда-то гибли невинные жертвы. Но в тот же момент я горжусь своим мужественным, непреклонным народом, который не позволил палачам издеваться над белорусской нацией, культурой, языком.А кто же не знает трагедии Хатыни?
Что вещи живут своей особой жизнью - кто же сомневается? Часы шагают, хворают, кашляют, печка мыслит, запечатанное письмо подмигивает и рисуется, раздвинутые ножницы кричат, кресло сидит, с точностью копируя старого толстого дядю, книги дышат, ораторствуют, перекликаются на полках. Шляпа, висящая на гвозде, непременно передразнивает своего владельца,- но лицо у нее свое, забулдыжно-актерское. У висящего пальто всегда жалкая душонка и легкая нетрезвость. Что-то паразитическое чувствуется в кольце и особенно в серьгах,- и к ним с заметным презрением относятся вещи-труженики: демократический стакан, реакционная стеариновая свечка, интеллигент-термометр, неудачник из мещан - носовой платок, вечно юная и суетливая сплетница - почтовая марка.