просидевших всю жизнь в регистратуре генералов можно было и не отправлять на необитаемый остров, достаточно было завести их в поле или в лес, оставив одних, как в сказках, можно было и отменить крепостное право, как в жизни. конечно, сказка -- ложь, преувеличивает писатель, и не было настолько глупых и неприспособленных к жизни генералов, но в любой сказке есть намек. намекает автор и на безвольность и зависимость мужика, и на ''генерало'', которые бы умерли от голода и холода, если бы рядом не оказался мужик. в сказке много условностей, фантастики: гротескно само попадание генералов на необитаемый остров ''по щучьему велению, по моему хотению'', там же кстати обнаружился и мужик. многое преувеличивается, гиперболизируется: полная генералов, незнание того, как сориентироваться относительно частей света и т.д. использует автор сказки и гротеск: неправдоподобия доведены до абсурда, следовательно, это гротеск, а гротеск -- разновидность комического: огромные размеры мужика, съеденный орден, суп, сваренный в ладонях, сплетенная веревочка, не мужику сбежать. сами сказочные элементы, используемые автором, -- уже сатира на общество того времени. необитаемый остров -- реальная жизнь, которой генералы не знают. мужик, исполняющий все желания, -- скатерть-самобранка и ковер -- самолет в одном лице. салтыков--щедрин издевается над генералами, которые родились и состарились в регистратуре, над регистратурой как общественным учреждением, которую '' за ненадобностью'' и над мужиком, который сам себе веревочку сплел, сам и счастлив, что ''его, тунеядца, жаловали и мужицким трудом не гнушалися! ''. и генералы, и мужик с подьяческой, но какие разные они в питере и на острове: на необитаемом острове мужик необходим, значимость его огромна, а в питере ''висит человек снаружи дома, в ящике на веревке, и стену краской мажет, или по крыше, словно муха, ходит'', маленький, незаметный. генералы же на острове бессильны, как дети, а в питере всемогущи (на уровне регистратуры) . салтыков--щедрин от души посмеялся над всеми, над теми, кого он называл ''детьми изрядного возраста'', так как взрослым иногда заново нужно объяснять, что такое хорошо и что такое плохо, где граница между добром и злом.
