ответ: Именно Владимир Даль , составитель большого словаря значения российских слов познакомил с этой звонкозвучащей присказкой и наверное, эта поговорка могла бы стать эпиграфом к труду Владимира Ивановича Даля. Его труд включает более 200 тысяч слов и каждое слово дано с расшифровкой значения. Труд колоссальный, а вклад в развитие российского языка ни с чем безграничный.
Длинную дорогу сделал российский язык к своему современному виду и по сей денек язык изменяется, формируется, закладываются предпосылки для возникновения новых управлял и вероятно это благодаря трудам Мефодия и Кирилла, Александра Пушкина, Владимира Даля и еще многих и многих больших писателей, стихотворцев, ученых.
Слово - это оружие, но для правильного внедрения грозного оружия, надобно уметь разуметь его устройство, по каким правилам складывается слово, почему слово принимает эту форму, а не иную, где слово можно применить, а где это будет стилистически неправильным решением.
Как бы простым не казалось управляло использования российского языка, но без 2-ух сочиняющих - буковка и слово - язык не мог быть сложен. Русскую речь считают напевной и мелодичной и все благодаря многолетним работам по создания большого и могучего языка россиян. Буковка без слова и слово без буковкы - две взаимоисключащие идеи. Гармония речи делает из мертвой буковкы живое слово и хотя пословица говорит, что слово имеет более значимую ценность, так это только для того, чтоб подчеркнуть силу, мощь и красу слова.
Нас учат обожать и почитать собственный язык, который по достоинству считают наипрекраснейшим языком в мире, за дар точного излагания идеи и за его многозначимость в каждой составляющей слова - малюсенькой букве.
2 И 2-ое сочинение может быть таким.
В мире, где технический прогрес шагает, обгоняя время, все меньше медли остается на простое человеческое общение. Многие процессы жизнедеятельности автоматизированы, информация черпается с подмогою беспроводной связи, человек перестает разуметь важность взаимодействия друг друга посредством слов. Разговаривают, что лень заставляет мозг изобретать волшебство-технику, функция которой облегчить человеку жизнь и та же лень мешает человеку встать и позвонить родным, друзьям либо соседям. Цель достигнута, комфорт в приоритете, нет нужды ворачиваться в когда писали письма, читали газеты, выходили субботним деньком на улицу, чтоб повеселить себя общением с для себя сходственным. Мир стал иным, мир стал проще, в мире стало все не так. Это и хорошо и плохо. Превосходно, поэтому что бездействие самым гибельным образом сказывается на личностном росте человека, девиз "Хочу все знать" был животрепещущим во все времена. Но плохо, когда теряются истоки родной речи, забываются древние былины, сказания, ритуалы, выделяющие спектр российской устной культуры. Отрыв от своих корней ведет к ускорению развития космополитизма, когда общая идеалогия восприятия мира незначительно подгребет под свое покрывало национальную культуру многих государств мира.А ведь новое, это хорошо забытое ветхое. Человек противоречив в собственном проявлении как всегда. Он рвется вперед, но настигает Так может быть не стоит наступать на "Я" души народа, может стоит сохранить живое слово, чтобы в будущем не собирать по остаткам сохравнившиеся чудом человеческое общение. По другому миру грозит будущее терминаторов, когда все совместно Но это будут теснее не МЫ , а ОНИ, гуманоидоподобные боты.
Объяснение: Словоэто живое имеющееся опредклению какогонибудь предмета и т.д. Слово выразить для вас речь,а живое слово даст хорошее,умственное понятие,с которым с легкостью человек сумеет осознать о чем идет беседа.
Евгений Васильевич, — проговорила Анна Сергеевна, — пойдемте ко мне… Я хочу у вас спросить… Вы назвали вчера одно руководство…
Она встала и направилась к дверям. Княжна посмотрела вокруг с таким выражением, как бы желала сказать: «Посмотрите, посмотрите, как я изумляюсь!» — и опять уставилась на Аркадия, но он возвысил голос и, переглянувшись с Катей, возле которой сидел, продолжал чтение.
Одинцова скорыми шагами дошла до своего кабинета. Базаров проворно следовал за нею, не поднимая глаз и только ловя слухом тонкий свист и шелест скользившего перед ним шелкового платья. Одинцова опустилась на то же самое кресло, на котором сидела накануне, и Базаров занял вчерашнее свое место.
— Так как же называется эта книга? — начала она после небольшого молчания.
— Pelouse et Frémy, Notions générales… — отвечал Базаров. — Впрочем, можно вам также порекомендовать Ganot, Traité élémentaire de physique expérimentale.[1] В этом сочинении рисунки отчетливее, и вообще этот учебник…
Одинцова протянула руку.
— Евгений Васильевич, извините меня, но я позвала вас сюда не с тем, чтобы рассуждать об учебниках. Мне хотелось возобновить наш вчерашний разговор. Вы ушли так внезапно… Вам не будет скучно?
— Я к вашим услугам, Анна Сергеевна. Но о чем бишь беседовали мы вчера с вами?
Одинцова бросила косвенный взгляд на Базарова.
— Мы говорили с вами, кажется, о счастии. Я вам рассказывала о самой себе. Кстати вот, я упомянула слово «счастие». Скажите, отчего, даже когда мы наслаждаемся, например, музыкой, хорошим вечером, разговором с симпатическими людьми, отчего все это кажется скорее намеком на какое-то безмерное, где-то существующее счастие, чем действительным счастьем, то есть таким, которым мы сами обладаем? Отчего это? Или вы, может быть, ничего подобного не ощущаете?
— Вы знаете поговорку: «Там хорошо, где нас нет», — возразил Базаров, — притом же вы сами сказали вчера, что вы не удовлетворены. А мне в голову, точно, такие мысли не приходят.
— Может быть, они кажутся вам смешными?
— Нет, но они мне не приходят в голову.
— В самом деле? Знаете, я бы очень желала знать, о чем вы думаете?
— Как? я вас не понимаю.
— Послушайте, я давно хотела объясниться с вами. Вам нечего говорить, — вам это самим известно, — что вы человек не из числа обыкновенных; вы еще молоды — вся жизнь перед вами. К чему вы себя готовите? какая будущность ожидает вас? Я хочу сказать — какой цели вы хотите достигнуть, куда вы идете, что у вас на душе? Словом, кто вы, что вы?
— Вы меня удивляете, Анна Сергеевна. Вам известно, что я занимаюсь естественными науками, а кто я…
— Да, кто вы?
— Я уже докладывал вам, что я будущий уездный лекарь.
Анна Сергеевна сделала нетерпеливое движение.
— Зачем вы это говорите? Вы этому сами не верите. Аркадий мог бы мне отвечать так, а не вы.
— Да чем же Аркадий…
— Перестаньте! Возможно ли, чтобы вы удовольствовались такою скромною деятельностью, и не сами ли вы всегда утверждаете, что для вас медицина не существует
Все это прекрасно, Анна Сергеевна, но вы меня извините… я вообще не привык высказываться, и между вами и мною такое расстояние…
— Какое расстояние? Вы опять мне скажете, что я аристократка? Полноте, Евгений Васильич; я вам, кажется, доказала…
— Да и кроме того, — перебил Базаров, — что за охота говорить и думать о будущем, которое большею частью не от нас зависит? Выйдет случай что-нибудь сделать — прекрасно, а не выйдет — по крайней мере тем будешь доволен, что заранее напрасно не болтал.
— Вы называете дружескую беседу болтовней… Или, может быть, вы меня, как женщину, не считаете достойною вашего доверия? Ведь вы нас всех презираете.
— Вас я не презираю, Анна Сергеевна, и вы это знаете.
— Нет, я ничего не знаю… но положим: я понимаю ваше нежелание говорить о будущей вашей деятельности; но то, что в вас теперь происходит…
— Происходит! — повторил Базаров, — точно я государство какое или общество! Во всяком случае, это вовсе не любопытно; и притом разве человек всегда может громко сказать все, что в нем «происходит»?
— А я не вижу, почему нельзя высказать все, что имеешь на душе.
— Вы можете? — спросил Базаров.
— Могу, — отвечала Анна Сергеевна после небольшого колебания.
Базаров наклонил голову.
— Вы счастливее меня.
Анна Сергеевна вопросительно посмотрела на него.
— Как хотите, — продолжала она, — а мне все-таки что-то говорит, что мы сошлись недаром, что мы будем хорошими друзьями. Я уверена, что ваша эта, как бы сказать, ваша напряженность, сдержанность исчезнет наконец?
— А вы заметили во мне сдержанность… как вы еще выразились… напряженность?
— Да.
Базаров встал и подошел к окну.
— И вы желали бы знать причину этой сдержанности, вы желали бы знать, что во мне происходит?
— Да, — повторила Одинцова с каким-то, ей еще непонятным, испугом.
— И вы не рассердитесь?
— Нет.
— Нет? — Базаров стоял к ней спиною. — Так знайте же, что я люблю вас, глупо, безумно… Вот чего вы добились.
ответ: Именно Владимир Даль , составитель большого словаря значения российских слов познакомил с этой звонкозвучащей присказкой и наверное, эта поговорка могла бы стать эпиграфом к труду Владимира Ивановича Даля. Его труд включает более 200 тысяч слов и каждое слово дано с расшифровкой значения. Труд колоссальный, а вклад в развитие российского языка ни с чем безграничный.
Длинную дорогу сделал российский язык к своему современному виду и по сей денек язык изменяется, формируется, закладываются предпосылки для возникновения новых управлял и вероятно это благодаря трудам Мефодия и Кирилла, Александра Пушкина, Владимира Даля и еще многих и многих больших писателей, стихотворцев, ученых.
Слово - это оружие, но для правильного внедрения грозного оружия, надобно уметь разуметь его устройство, по каким правилам складывается слово, почему слово принимает эту форму, а не иную, где слово можно применить, а где это будет стилистически неправильным решением.
Как бы простым не казалось управляло использования российского языка, но без 2-ух сочиняющих - буковка и слово - язык не мог быть сложен. Русскую речь считают напевной и мелодичной и все благодаря многолетним работам по создания большого и могучего языка россиян. Буковка без слова и слово без буковкы - две взаимоисключащие идеи. Гармония речи делает из мертвой буковкы живое слово и хотя пословица говорит, что слово имеет более значимую ценность, так это только для того, чтоб подчеркнуть силу, мощь и красу слова.
Нас учат обожать и почитать собственный язык, который по достоинству считают наипрекраснейшим языком в мире, за дар точного излагания идеи и за его многозначимость в каждой составляющей слова - малюсенькой букве.
2 И 2-ое сочинение может быть таким.
В мире, где технический прогрес шагает, обгоняя время, все меньше медли остается на простое человеческое общение. Многие процессы жизнедеятельности автоматизированы, информация черпается с подмогою беспроводной связи, человек перестает разуметь важность взаимодействия друг друга посредством слов. Разговаривают, что лень заставляет мозг изобретать волшебство-технику, функция которой облегчить человеку жизнь и та же лень мешает человеку встать и позвонить родным, друзьям либо соседям. Цель достигнута, комфорт в приоритете, нет нужды ворачиваться в когда писали письма, читали газеты, выходили субботним деньком на улицу, чтоб повеселить себя общением с для себя сходственным. Мир стал иным, мир стал проще, в мире стало все не так. Это и хорошо и плохо. Превосходно, поэтому что бездействие самым гибельным образом сказывается на личностном росте человека, девиз "Хочу все знать" был животрепещущим во все времена. Но плохо, когда теряются истоки родной речи, забываются древние былины, сказания, ритуалы, выделяющие спектр российской устной культуры. Отрыв от своих корней ведет к ускорению развития космополитизма, когда общая идеалогия восприятия мира незначительно подгребет под свое покрывало национальную культуру многих государств мира.А ведь новое, это хорошо забытое ветхое. Человек противоречив в собственном проявлении как всегда. Он рвется вперед, но настигает Так может быть не стоит наступать на "Я" души народа, может стоит сохранить живое слово, чтобы в будущем не собирать по остаткам сохравнившиеся чудом человеческое общение. По другому миру грозит будущее терминаторов, когда все совместно Но это будут теснее не МЫ , а ОНИ, гуманоидоподобные боты.
Объяснение: Словоэто живое имеющееся опредклению какогонибудь предмета и т.д. Слово выразить для вас речь,а живое слово даст хорошее,умственное понятие,с которым с легкостью человек сумеет осознать о чем идет беседа.
Евгений Васильевич, — проговорила Анна Сергеевна, — пойдемте ко мне… Я хочу у вас спросить… Вы назвали вчера одно руководство…
Она встала и направилась к дверям. Княжна посмотрела вокруг с таким выражением, как бы желала сказать: «Посмотрите, посмотрите, как я изумляюсь!» — и опять уставилась на Аркадия, но он возвысил голос и, переглянувшись с Катей, возле которой сидел, продолжал чтение.
Одинцова скорыми шагами дошла до своего кабинета. Базаров проворно следовал за нею, не поднимая глаз и только ловя слухом тонкий свист и шелест скользившего перед ним шелкового платья. Одинцова опустилась на то же самое кресло, на котором сидела накануне, и Базаров занял вчерашнее свое место.
— Так как же называется эта книга? — начала она после небольшого молчания.
— Pelouse et Frémy, Notions générales… — отвечал Базаров. — Впрочем, можно вам также порекомендовать Ganot, Traité élémentaire de physique expérimentale.[1] В этом сочинении рисунки отчетливее, и вообще этот учебник…
Одинцова протянула руку.
— Евгений Васильевич, извините меня, но я позвала вас сюда не с тем, чтобы рассуждать об учебниках. Мне хотелось возобновить наш вчерашний разговор. Вы ушли так внезапно… Вам не будет скучно?
— Я к вашим услугам, Анна Сергеевна. Но о чем бишь беседовали мы вчера с вами?
Одинцова бросила косвенный взгляд на Базарова.
— Мы говорили с вами, кажется, о счастии. Я вам рассказывала о самой себе. Кстати вот, я упомянула слово «счастие». Скажите, отчего, даже когда мы наслаждаемся, например, музыкой, хорошим вечером, разговором с симпатическими людьми, отчего все это кажется скорее намеком на какое-то безмерное, где-то существующее счастие, чем действительным счастьем, то есть таким, которым мы сами обладаем? Отчего это? Или вы, может быть, ничего подобного не ощущаете?
— Вы знаете поговорку: «Там хорошо, где нас нет», — возразил Базаров, — притом же вы сами сказали вчера, что вы не удовлетворены. А мне в голову, точно, такие мысли не приходят.
— Может быть, они кажутся вам смешными?
— Нет, но они мне не приходят в голову.
— В самом деле? Знаете, я бы очень желала знать, о чем вы думаете?
— Как? я вас не понимаю.
— Послушайте, я давно хотела объясниться с вами. Вам нечего говорить, — вам это самим известно, — что вы человек не из числа обыкновенных; вы еще молоды — вся жизнь перед вами. К чему вы себя готовите? какая будущность ожидает вас? Я хочу сказать — какой цели вы хотите достигнуть, куда вы идете, что у вас на душе? Словом, кто вы, что вы?
— Вы меня удивляете, Анна Сергеевна. Вам известно, что я занимаюсь естественными науками, а кто я…
— Да, кто вы?
— Я уже докладывал вам, что я будущий уездный лекарь.
Анна Сергеевна сделала нетерпеливое движение.
— Зачем вы это говорите? Вы этому сами не верите. Аркадий мог бы мне отвечать так, а не вы.
— Да чем же Аркадий…
— Перестаньте! Возможно ли, чтобы вы удовольствовались такою скромною деятельностью, и не сами ли вы всегда утверждаете, что для вас медицина не существует
Все это прекрасно, Анна Сергеевна, но вы меня извините… я вообще не привык высказываться, и между вами и мною такое расстояние…
— Какое расстояние? Вы опять мне скажете, что я аристократка? Полноте, Евгений Васильич; я вам, кажется, доказала…
— Да и кроме того, — перебил Базаров, — что за охота говорить и думать о будущем, которое большею частью не от нас зависит? Выйдет случай что-нибудь сделать — прекрасно, а не выйдет — по крайней мере тем будешь доволен, что заранее напрасно не болтал.
— Вы называете дружескую беседу болтовней… Или, может быть, вы меня, как женщину, не считаете достойною вашего доверия? Ведь вы нас всех презираете.
— Вас я не презираю, Анна Сергеевна, и вы это знаете.
— Нет, я ничего не знаю… но положим: я понимаю ваше нежелание говорить о будущей вашей деятельности; но то, что в вас теперь происходит…
— Происходит! — повторил Базаров, — точно я государство какое или общество! Во всяком случае, это вовсе не любопытно; и притом разве человек всегда может громко сказать все, что в нем «происходит»?
— А я не вижу, почему нельзя высказать все, что имеешь на душе.
— Вы можете? — спросил Базаров.
— Могу, — отвечала Анна Сергеевна после небольшого колебания.
Базаров наклонил голову.
— Вы счастливее меня.
Анна Сергеевна вопросительно посмотрела на него.
— Как хотите, — продолжала она, — а мне все-таки что-то говорит, что мы сошлись недаром, что мы будем хорошими друзьями. Я уверена, что ваша эта, как бы сказать, ваша напряженность, сдержанность исчезнет наконец?
— А вы заметили во мне сдержанность… как вы еще выразились… напряженность?
— Да.
Базаров встал и подошел к окну.
— И вы желали бы знать причину этой сдержанности, вы желали бы знать, что во мне происходит?
— Да, — повторила Одинцова с каким-то, ей еще непонятным, испугом.
— И вы не рассердитесь?
— Нет.
— Нет? — Базаров стоял к ней спиною. — Так знайте же, что я люблю вас, глупо, безумно… Вот чего вы добились.