Я прочла вашу историю. Как обидно и больно было читать о том, что смыслом всей Вашей жизни стала шинель. Я, конечно, понимаю, что зимой в Петербурге в старой дырявой шинели, продуваемой ветром, очень холодно, и более того, просто стыдно было ходить в департамент. Но разве можно было так отчаиваться, когда Вы потеряли новую шинель! Злодеи, укравшие ее, не могли представить и сотой доли тех страданий и лишений, которые Вы претерпели, пока смогли себе позволить эту злосчастную шинель. Сердце сжимается, когда я представляю, что Вы даже не могли себе позволить лишнюю чашку чаю, ходили на цыпочках, чтобы не стирать подошву башмаков. Ужасная нищета и унижения! Но сколько в Вас неоцененных достоинств!
Дорогой Акакий Акакиевич! Если бы у вас был настоящий друг, который бы протянул Вам руку наверное, не случилось бы непоправимое. Как жаль, что никто из Ваших сослуживцев не оценил Вас по достоинству! Ваша скромность и замкнутость сослужили Вам плохую службу, поэтому Вы часто были предметом насмешек. Думаю, что Вам стоило бы быть более открытым и смелым.
Скажу Вам честно, дорогой Акакий Акакиевич, я восхищена вашим отношением к делу. Видно, что Вам нравится Ваша работа! Вы заняты любимым делом, в простом переписывании Вы видите свой разнообразный и приятный мир. Таких ответственных и увлеченных работников надо еще поискать! Каждую букву Вы выводите со старанием, со всей душой отдаетесь каллиграфии. Это настоящий талант. Я думаю, что в Вас скрывается настоящий художник.
Так хочется верить, что чудеса случаются иногда: вот открывается дверь, входит высокий чиновник и говорит: «Многоуважаемый Акакий Акакиевич! За Вашу многолетнюю добросовестную службу Вы награждаетесь новой шинелью!»
Глубокоуважаемый Акакий Акакиевич!
Я прочла вашу историю. Как обидно и больно было читать о том, что смыслом всей Вашей жизни стала шинель. Я, конечно, понимаю, что зимой в Петербурге в старой дырявой шинели, продуваемой ветром, очень холодно, и более того, просто стыдно было ходить в департамент. Но разве можно было так отчаиваться, когда Вы потеряли новую шинель! Злодеи, укравшие ее, не могли представить и сотой доли тех страданий и лишений, которые Вы претерпели, пока смогли себе позволить эту злосчастную шинель. Сердце сжимается, когда я представляю, что Вы даже не могли себе позволить лишнюю чашку чаю, ходили на цыпочках, чтобы не стирать подошву башмаков. Ужасная нищета и унижения! Но сколько в Вас неоцененных достоинств!
Дорогой Акакий Акакиевич! Если бы у вас был настоящий друг, который бы протянул Вам руку наверное, не случилось бы непоправимое. Как жаль, что никто из Ваших сослуживцев не оценил Вас по достоинству! Ваша скромность и замкнутость сослужили Вам плохую службу, поэтому Вы часто были предметом насмешек. Думаю, что Вам стоило бы быть более открытым и смелым.
Скажу Вам честно, дорогой Акакий Акакиевич, я восхищена вашим отношением к делу. Видно, что Вам нравится Ваша работа! Вы заняты любимым делом, в простом переписывании Вы видите свой разнообразный и приятный мир. Таких ответственных и увлеченных работников надо еще поискать! Каждую букву Вы выводите со старанием, со всей душой отдаетесь каллиграфии. Это настоящий талант. Я думаю, что в Вас скрывается настоящий художник.
Так хочется верить, что чудеса случаются иногда: вот открывается дверь, входит высокий чиновник и говорит: «Многоуважаемый Акакий Акакиевич! За Вашу многолетнюю добросовестную службу Вы награждаетесь новой шинелью!»
…Сожалею, но это уже из другого рассказа…
С глубоким почтением к Вам, Т/И