Во второй раз Раскольников видит Соню как бы преобразившейся. Оказалось, достаточно сменить платье, чтобы предстать в своем истинном виде. Во второй приход Соня уже совсем другая, и уже одно это превращение привносит в каморку Раскольникова другой мир, дыхание инобытия. Вместе с тем, конечно, нельзя сказать, что в первый и во второй раз перед нами два разных человека или что один “ложный”, а другой “истинный”. Что-то остается от прежней Сони: тихость, робость, запуганность, детскость – это и есть постоянные качества, черты той самой “вечной” Сонечки. Детскость, как давно уже было замечено, иногда присутствует и в Раскольникове. То есть, как бы ребёнок приходит к ребёнку. Развивая сравнение: один ребёнок здесь как бы навещает другого, тяжело больного. И самим приходом своим, в полном согласии с традиционным представлением, навестивший “приносит здоровье”. У больного происходит мгновенный кризис, в медицинском смысле этого слова. Иными словами – поворот от болезни к выздоровлению: “переворот”. “Он вдруг увидал, что это приниженное существо до того уже принижено, что ему вдруг стало жалко. Когда же она сделала было движение убежать от страху, – в нем что-то как бы перевернулось”. Переворот сначала происходит снаружи, на самом внешнем уровне, на уровне одежды – от неузнанности к узнаванию. Затем уже внутри – “что-то в нём”. Что же именно перевернулось в Раскольникове? Заметна перемена в поведении. Раскольников сразу начинает относиться к Соне не так, как ко всем остальным. В нем вновь пробуждается тот человек, который прогоняет развратника от пьяной девочки и плачет над письмом матери, — человек, реагирующий на другого и беспокоящийся о том, как он сам отразится в глазах другого. Последнее едва ли не важнее первого, потому что разрушает гордыню, презирающую мир и того “себя”, который обращен к миру. В этом, собственно, и заключается поворот: от “своего” пути – к сониному, от полного неприятия мира – к его частичному приятию, от дьявола – к Богу..
В нем вновь пробуждается тот человек, который прогоняет развратника от пьяной девочки и плачет над письмом матери, — человек, реагирующий на другого и беспокоящийся о том, как он сам отразится в глазах другого. Последнее едва ли не важнее первого, потому что разрушает гордыню, презирающую мир и того “себя”, который обращен к миру. В этом, собственно, и заключается поворот: от “своего” пути – к сониному, от полного неприятия мира – к его частичному приятию, от дьявола – к Богу..