Стихотворение адресовано критику, поэту и личному другу Баратынского П. А. Вяземскому. И поэтому одной из центральных тем становится тема дружбы. Но произведение интересно не просто как дружеское послание, а как открывающее лирический цикл «Сумерки» .
В самом начале произведения автор говорит о том, что в лирическом цикле “отразилась жизнь моя”, поэтому в этом стихотворении лирический герой неотделим от автора. Тут же он даёт оценку минувшим годам жизни: “исполнена тоски глубокой, // Противоречий.. . // любви высокой... ” Его жизнь неоднозначна, в ней было место и любви, и слепоте, она полна “противоречий”.
Лирический герой противостоит судьбе: он одинок, но в своём одиночестве счастлив (“счастливый сын уединенья”), потому что он поэт, один из “звёзд разрозненной Плеяды”. Он творец вымышленного мира, он далёк от суетного света (“позабыл, как бы во гробе.. . // шумный свет... ”), но ушёл от него самостоятельно и добровольно. И в своём уединении он не хочет отдаляться только от адресата, который мыслится и как друг, и как учитель (“и дружбы кроткими лучами, // И светом высшего огня... ”). Только за него он “возносит молящий глас” и к нему стремит “заботливые взгляды... ”
Неслучайна рифма: песнопение – дуновение. Она отсылает нас к более раннему стихотворению «Чудный град порой сольётся» (1829).
Так мгновенные созданья Поэтической мечты Исчезают от дыханья Посторонней суеты.
Мы опять встречаем тему зыбкости вдохновения. В данном случае “посторонняя суета” — это “дуновенья, // Которым в море бытия // Послушна наша ладия... ” Также в стихотворении видны романтические ценности — красота, любовь, — которые присутствовали в жизни автора. Идея двоемирия выражена не очень ярко, но всё же Баратынский указывает на другой мир, мир горний, мир провидения управлять нашими судьбами. Лирический герой не стремится к идеалу. Он может сам его создать, как “создал Лету”. Поэт становится творцом мифологического мира. Человек, становясь равным Богу, забывает о себе и хочет “отвлечь судьбы суровой // Удары грозные” от друга. Он простил всем: “злобе, безумству” — и живёт в своём мире, в созданной им Лете.
В самом начале произведения автор говорит о том, что в лирическом цикле “отразилась жизнь моя”, поэтому в этом стихотворении лирический герой неотделим от автора. Тут же он даёт оценку минувшим годам жизни: “исполнена тоски глубокой, // Противоречий.. . // любви высокой... ” Его жизнь неоднозначна, в ней было место и любви, и слепоте, она полна “противоречий”.
Лирический герой противостоит судьбе: он одинок, но в своём одиночестве счастлив (“счастливый сын уединенья”), потому что он поэт, один из “звёзд разрозненной Плеяды”. Он творец вымышленного мира, он далёк от суетного света (“позабыл, как бы во гробе.. . // шумный свет... ”), но ушёл от него самостоятельно и добровольно. И в своём уединении он не хочет отдаляться только от адресата, который мыслится и как друг, и как учитель (“и дружбы кроткими лучами, // И светом высшего огня... ”). Только за него он “возносит молящий глас” и к нему стремит “заботливые взгляды... ”
Неслучайна рифма: песнопение – дуновение. Она отсылает нас к более раннему стихотворению «Чудный град порой сольётся» (1829).
Так мгновенные созданья
Поэтической мечты
Исчезают от дыханья
Посторонней суеты.
Мы опять встречаем тему зыбкости вдохновения. В данном случае “посторонняя суета” — это “дуновенья, // Которым в море бытия // Послушна наша ладия... ” Также в стихотворении видны романтические ценности — красота, любовь, — которые присутствовали в жизни автора. Идея двоемирия выражена не очень ярко, но всё же Баратынский указывает на другой мир, мир горний, мир провидения управлять нашими судьбами. Лирический герой не стремится к идеалу. Он может сам его создать, как “создал Лету”. Поэт становится творцом мифологического мира. Человек, становясь равным Богу, забывает о себе и хочет “отвлечь судьбы суровой // Удары грозные” от друга. Он простил всем: “злобе, безумству” — и живёт в своём мире, в созданной им Лете.