Стихотворение было написано Блоком вслед за поэмой «Двенадцать» в 1918 г. Эпиграфом к нему послужили строки Владимира Соловьева: «Панмонголизм! Хоть имя дико, / Но мне ласкает слух оно». Панмонголизм, по теории Соловьева, — это столкновение азиатского Востока и европейского Запада, которое приведет к концу западной культуры. Блок употребляет этот термин в значении противопоставления Советской России и Запада.
Поводом для написания «Скифов» явился провал Брестских мирных переговоров России с Германией, в результате которых Россия потеряла многие территории. Блок написал в дневнике: «Тычь, тычь в карту, рвань немецкая, подлый буржуй. Артачься Англия, Франция. Мы свою историческую миссию выполним». В своем стихотворении Блок открыто выразил то, о чем только намекалось в поэме «Двенадцать». Это созидательная суть революции.
* * *
От имени скифов, кочевого воинственного народа, поэт обращается к Западу. Под скифами Блок подразумевает революционную Россию.
«Мильоны — вас. Нас — тьмы, и тьмы, и тьмы. / Попробуйте, сразитесь с нами! / Да, скифы — мы! Да, азиаты мы, / С раскосыми и жадными очами!» Скифы упрекают Европу в том, что веками она с завистью глядела на Восток, думая только о том, как захватить его. Но пришло время для ответного удара, и теперь скифы будут нападать: «И день придет — не будет и следа / От ваших Пестумов быть может!»
Но скифы не просто хотят разрушить старый мир, они предлагают ему братство, просят Запад остановиться перед древней загадкой Сфинкса.
«Россия — Сфинкс. Ликуя и скорбя, / И обливаясь черной кровью, / Она глядит, глядит, глядит в тебя, / И с ненавистью, и с любовью!..»
Россия к «всемирной отзывчивости», к восприятию достижений других культур: «Мы любим все — и жар холодных числ, / И дар божественных видений, / Нам внятно все — и острый галльский смысл, / И сумрачный германский гений...»
Но, несмотря на это, Россия, Скифы — страшная сила, она может быть и созидательной и разрушительной. Поэтому Западу лучше пойти с ней на компромисс: « Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет / В тяжелых, нежных наших лапах?»
Скифы не хотят войн и смертей, они просят Запад, пока не поздно, помириться с ними, стать им братьями: «Придите к нам! От ужасов войны / Придите в мирные объятья! / Пока не поздно — старый меч в ножны, / Товарищи! Мы станем — братья!» Так Блок подчеркивает созидательный смысл революции, нежелание советского народа идти на конфликт. Но если Запад не пойдет скифам навстречу, они больше не будут защищать его от Востока, не будут служить ему щитом: «Не сдвинемся, когда свирепый гунн / В карманах трупов будет шарить, / Жечь города, и в церковь гнать табун, / И мясо белых братьев жарить!..»
Скифы дают Западу последнее предупреждение: «В последний раз — опомнись, старый мир! / На братский пир труда и мира, / В последний раз на светлый братский пир / Сзывает варварская лира!»
Нравственный потенциал героя раскрылся во время бунта. Уже в день взятия Белогорской крепости ему несколько раз пришлось выбирать между честью и бесчестием, а фактически между жизнью и смертью.
Но самое главное нравственное испытание оказалось впереди. В Оренбурге, получив письмо от Маши, Гринев должен был сделать решающий выбор: солдатский долг требовал подчиниться решению генерала, остаться в осажденном городе — долг чести требовал откликнуться на отчаянный призыв Маши: «вы один у меня покровитель; заступитесь за меня бедную». Гринев-человек победил Гринева-солдата, присягнувшего императрице, — он решился уехать из Оренбурга, а затем воспользовался Пугачева.
Честь Гринев понимает как человеческое достоинство, единство совести и внутреннего убеждения человека в своей правоте. Такое же «человеческое измерение» чести и долга мы видим у его отца, который, узнав о мнимой измене сына, говорит о пращуре, умершем за то, что честь «почитал святынею своей совести».
Поводом для написания «Скифов» явился провал Брестских мирных переговоров России с Германией, в результате которых Россия потеряла многие территории. Блок написал в дневнике: «Тычь, тычь в карту, рвань немецкая, подлый буржуй. Артачься Англия, Франция. Мы свою историческую миссию выполним». В своем стихотворении Блок открыто выразил то, о чем только намекалось в поэме «Двенадцать». Это созидательная суть революции.
* * *
От имени скифов, кочевого воинственного народа, поэт обращается к Западу. Под скифами Блок подразумевает революционную Россию.
«Мильоны — вас. Нас — тьмы, и тьмы, и тьмы. / Попробуйте, сразитесь с нами! / Да, скифы — мы! Да, азиаты мы, / С раскосыми и жадными очами!»
Скифы упрекают Европу в том, что веками она с завистью глядела на Восток, думая только о том, как захватить его. Но пришло время для ответного удара, и теперь скифы будут нападать: «И день придет — не будет и следа / От ваших Пестумов быть может!»
Но скифы не просто хотят разрушить старый мир, они предлагают ему братство, просят Запад остановиться перед древней загадкой Сфинкса.
«Россия — Сфинкс. Ликуя и скорбя, / И обливаясь черной кровью, / Она глядит, глядит, глядит в тебя, / И с ненавистью, и с любовью!..»
Россия к «всемирной отзывчивости», к восприятию достижений других культур: «Мы любим все — и жар холодных числ, / И дар божественных видений, / Нам внятно все — и острый галльский смысл, / И сумрачный германский гений...»
Но, несмотря на это, Россия, Скифы — страшная сила, она может быть и созидательной и разрушительной. Поэтому Западу лучше пойти с ней на компромисс: « Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет / В тяжелых, нежных наших лапах?»
Скифы не хотят войн и смертей, они просят Запад, пока не поздно, помириться с ними, стать им братьями: «Придите к нам! От ужасов войны / Придите в мирные объятья! / Пока не поздно — старый меч в ножны, / Товарищи! Мы станем — братья!» Так Блок подчеркивает созидательный смысл революции, нежелание советского народа идти на конфликт. Но если Запад не пойдет скифам навстречу, они больше не будут защищать его от Востока, не будут служить ему щитом: «Не сдвинемся, когда свирепый гунн / В карманах трупов будет шарить, / Жечь города, и в церковь гнать табун, / И мясо белых братьев жарить!..»
Скифы дают Западу последнее предупреждение: «В последний раз — опомнись, старый мир! / На братский пир труда и мира, / В последний раз на светлый братский пир / Сзывает варварская лира!»
Но самое главное нравственное испытание оказалось впереди. В Оренбурге, получив письмо от Маши, Гринев должен был сделать решающий выбор: солдатский долг требовал подчиниться решению генерала, остаться в осажденном городе — долг чести требовал откликнуться на отчаянный призыв Маши: «вы один у меня покровитель; заступитесь за меня бедную». Гринев-человек победил Гринева-солдата, присягнувшего императрице, — он решился уехать из Оренбурга, а затем воспользовался Пугачева.
Честь Гринев понимает как человеческое достоинство, единство совести и внутреннего убеждения человека в своей правоте. Такое же «человеческое измерение» чести и долга мы видим у его отца, который, узнав о мнимой измене сына, говорит о пращуре, умершем за то, что честь «почитал святынею своей совести».