…Откуда ты, прелестное дитя?..” Эту фразу, на которой обрывается неоконченная пушкинская драма “Русалка” помнят многие. И многие не раз пытались представить себе, чем же должна была закончиться трагическая история несчастной любви богатого Князя и дочери Мельника? Отправился ли влюбленный вслед за утопленницей в реку или устоял и благополучно зажил с другой?
Вечер на память
Я держу в руках старинный журнал “Русский архив” 1876 года выпуска. Это первое издание, где стихотворение “Русалка” было единожды опубликовано в полном виде, то есть с дополнениями, переданными по памяти Дмитрием Павловичем Зуевым.
— Как же предок ваш мог запомнить слово в слово три сцены пушкинской драмы? — задаю я вопрос Дмитрию Зуеву, праправнуку фаната Пушкина.
— Он с детства был одарен такой Род наш берет начало от Харитона Лукича Зуева — губернатора Пскова, хорошего друга Екатерины II. Дмитрий Павлович был его внуком и славился удивительной памятью — он на слух с первого раза запоминал целые тексты, что очень ему в государственной службе.
И вот однажды, как повествует аннотация к журналу “Русский архив”, Дмитрий Зуев попал на поэтический вечер к Эдуарду Губеру, переводчику знаменитого “Фауста” Гете. Это было в ноябре 1836 года, там был сам Александр Сергеевич и читал свою “Русалку” полностью. Отроку Зуеву шел тогда лишь 15-й год. “Преисполненный поклонением гению великого поэта”, он жадно впитывал каждое слово из “Русалки”, а когда поэт закончил, набрался храбрости и попросил… повторить. Пушкин, как следует из журнала и семейной истории Зуевых, не отказал…
Официальная версия пушкинской “Русалки” увидела свет в журнале “Современник” в 1837 году, вскоре после гибели поэта. Но, к удивлению Зуева, — в неполном виде. Как и во всех последующих собраниях сочинений поэта, в ней было всего пять сцен и 17 стихов шестой. Как получилось, что последние сцены драмы потерялись после гибели поэта, непонятно. Что же касается Дмитрия Павловича Зуева, он хранил запись окончания пушкинского произведения более полувека, а когда состарился, решился все-таки передать его лучшему другу Борису Чичерину, а тот уже с его согласия — в “Русский архив”.
Пришел Жуковский и все испортил?
Итак, с 1876 года среди ученых-пушкинистов начался спор: одни говорили, что напечатанное в “Русском архиве” окончание принадлежит Пушкину, другие обвиняли госслужащего при дворе его императорского величества Дмитрия Зуева — мол, выдумщик и заправский графоман, который сам дописал драму, подделав стиль и содержание последних сцен “под Пушкина”.
— Если вы думаете, что я жажду какой-то сенсации и непременного подтверждения подлинности окончания “Русалки”, то вы ошибаетесь, — говорит 82-летний праправнук одаренного Зуева. — Мне много лет, я прожил замечательную жизнь и до сих пор работаю. Просто мне очень интересно узнать, кто же все-таки был прав тогда сто лет назад — академик Корш или его главный оппонент журналист Алексей Суворин. Последний сразу объявил окончание “Русалки” подделкой. “Почему “одаренный юноша” сразу не сообщил о своем ценном “кладе”? Чего ждал?” — писал он в своем опусе. Да в том-то и дело, что он был еще юношей, а созрев, решился. Ну сами посудите, для чего было бы генералу, преподавателю военной академии, коим уже в солидном возрасте стал Дмитрий Павлович Зуев, на старости лет мошенничать?
Кстати, академик Корш, опубликовавший в 1899 году труд “Разбор вопроса о подлинности окончания пушкинской “Русалки”, не стал гадать. Он просто взял и провел профессиональный лингвистический анализ текста, переданного общественности Зуевым. “За исключением очевидных погрешностей, проскользнувших в записи по запамятованию, и некоторых неудачных выражений, естественных в первом наброске, текст г. Зуева не содержит в себе почти ни одного оборота, которых не оказалось бы в бесспорных произведениях Пушкина. То же можно сказать и о риторической и метрической стороне этого текста…” — пишет профессор.
А какого мнения придерживаются современные пушкинисты? Один из известных исследователей творчества поэта, руководитель Пушкинского театрального центра Владимир Рецептер, считает, что Зуев — лишь один из тех, кто оказался соблазненным неоконченностью трагедии Пушкина. “И до него находились отчаянные самозванцы, пытавшиеся дописать за Пушкина…” — пишет он в своей книге “Возвращение пушкинской “Русалки”. На самом деле, по мнению Рецептера, последние сцены “Русалки” надо и вовсе… просто поменять местами, следуя указаниям поэта в рукописях. Финальный замысел автора тогда станет ясен. “Дело в том, что над тремя последними сценами, меняя их местами, автор выставил три римские цифры… перемена мест самих сцен и связанные с ними сокращения, вставки и переносы и были той самой переработкой, которую не узнали издатели”.
Объяснение:
…Откуда ты, прелестное дитя?..” Эту фразу, на которой обрывается неоконченная пушкинская драма “Русалка” помнят многие. И многие не раз пытались представить себе, чем же должна была закончиться трагическая история несчастной любви богатого Князя и дочери Мельника? Отправился ли влюбленный вслед за утопленницей в реку или устоял и благополучно зажил с другой?
Вечер на память
Я держу в руках старинный журнал “Русский архив” 1876 года выпуска. Это первое издание, где стихотворение “Русалка” было единожды опубликовано в полном виде, то есть с дополнениями, переданными по памяти Дмитрием Павловичем Зуевым.
— Как же предок ваш мог запомнить слово в слово три сцены пушкинской драмы? — задаю я вопрос Дмитрию Зуеву, праправнуку фаната Пушкина.
— Он с детства был одарен такой Род наш берет начало от Харитона Лукича Зуева — губернатора Пскова, хорошего друга Екатерины II. Дмитрий Павлович был его внуком и славился удивительной памятью — он на слух с первого раза запоминал целые тексты, что очень ему в государственной службе.
И вот однажды, как повествует аннотация к журналу “Русский архив”, Дмитрий Зуев попал на поэтический вечер к Эдуарду Губеру, переводчику знаменитого “Фауста” Гете. Это было в ноябре 1836 года, там был сам Александр Сергеевич и читал свою “Русалку” полностью. Отроку Зуеву шел тогда лишь 15-й год. “Преисполненный поклонением гению великого поэта”, он жадно впитывал каждое слово из “Русалки”, а когда поэт закончил, набрался храбрости и попросил… повторить. Пушкин, как следует из журнала и семейной истории Зуевых, не отказал…
Официальная версия пушкинской “Русалки” увидела свет в журнале “Современник” в 1837 году, вскоре после гибели поэта. Но, к удивлению Зуева, — в неполном виде. Как и во всех последующих собраниях сочинений поэта, в ней было всего пять сцен и 17 стихов шестой. Как получилось, что последние сцены драмы потерялись после гибели поэта, непонятно. Что же касается Дмитрия Павловича Зуева, он хранил запись окончания пушкинского произведения более полувека, а когда состарился, решился все-таки передать его лучшему другу Борису Чичерину, а тот уже с его согласия — в “Русский архив”.
Пришел Жуковский и все испортил?
Итак, с 1876 года среди ученых-пушкинистов начался спор: одни говорили, что напечатанное в “Русском архиве” окончание принадлежит Пушкину, другие обвиняли госслужащего при дворе его императорского величества Дмитрия Зуева — мол, выдумщик и заправский графоман, который сам дописал драму, подделав стиль и содержание последних сцен “под Пушкина”.
— Если вы думаете, что я жажду какой-то сенсации и непременного подтверждения подлинности окончания “Русалки”, то вы ошибаетесь, — говорит 82-летний праправнук одаренного Зуева. — Мне много лет, я прожил замечательную жизнь и до сих пор работаю. Просто мне очень интересно узнать, кто же все-таки был прав тогда сто лет назад — академик Корш или его главный оппонент журналист Алексей Суворин. Последний сразу объявил окончание “Русалки” подделкой. “Почему “одаренный юноша” сразу не сообщил о своем ценном “кладе”? Чего ждал?” — писал он в своем опусе. Да в том-то и дело, что он был еще юношей, а созрев, решился. Ну сами посудите, для чего было бы генералу, преподавателю военной академии, коим уже в солидном возрасте стал Дмитрий Павлович Зуев, на старости лет мошенничать?
Кстати, академик Корш, опубликовавший в 1899 году труд “Разбор вопроса о подлинности окончания пушкинской “Русалки”, не стал гадать. Он просто взял и провел профессиональный лингвистический анализ текста, переданного общественности Зуевым. “За исключением очевидных погрешностей, проскользнувших в записи по запамятованию, и некоторых неудачных выражений, естественных в первом наброске, текст г. Зуева не содержит в себе почти ни одного оборота, которых не оказалось бы в бесспорных произведениях Пушкина. То же можно сказать и о риторической и метрической стороне этого текста…” — пишет профессор.
А какого мнения придерживаются современные пушкинисты? Один из известных исследователей творчества поэта, руководитель Пушкинского театрального центра Владимир Рецептер, считает, что Зуев — лишь один из тех, кто оказался соблазненным неоконченностью трагедии Пушкина. “И до него находились отчаянные самозванцы, пытавшиеся дописать за Пушкина…” — пишет он в своей книге “Возвращение пушкинской “Русалки”. На самом деле, по мнению Рецептера, последние сцены “Русалки” надо и вовсе… просто поменять местами, следуя указаниям поэта в рукописях. Финальный замысел автора тогда станет ясен. “Дело в том, что над тремя последними сценами, меняя их местами, автор выставил три римские цифры… перемена мест самих сцен и связанные с ними сокращения, вставки и переносы и были той самой переработкой, которую не узнали издатели”.