В рассказе автор поднимает важную нравственную проблему. В этом рассказе дочь никак не может увидеться с матерью. А не может ли? Скорее просто не хочет. У нее нет времени, она занята своей работой. У нее так сказать своя жизнь. Ее старушка мать доживает свой век совсем одна. К ней ходят совершенно чужие люди. которые оказываются более сердечными чем ее собственная дочь. Но, когда Настя приезжает в деревню (получив письмо) , с запоздалым раскаянием то уже поздно. Она обнараживает лишь свежий могильный холмик. Как жаль, что раскаяние приходит к нам так поздно, когда ничего уже не изменишь.. .
У каждого из нас возникает чувство защищенности и покоя, когда рядом с нами мать. Но всегда ли мы осознаем, какой ценой оплачены наш покой, счастье? Какой? Самопожертвованием, самозабвением матери. Эти старинные слова, почти ушедшие из разговорной речи, точнее всего характеризуют материнскую любовь. Самозабвение, то есть забыть себя ради своего ребенка, и есть первый и истинный признак любви. Однако мы не всегда понимаем, что значит для нас мать. Часто мы видим в ней человека, который готовит, стирает, гладит, без конца учит уму-разуму, что-то позволяет, что-то запрещает или к чему-то принуждает. Как часто мы обижаемся на родителей, как часто обижаем их. А ведь родители любят нас такими, какие мы есть и нет ничего горше одинокой старости.
У каждого из нас возникает чувство защищенности и покоя, когда рядом с нами мать. Но всегда ли мы осознаем, какой ценой оплачены наш покой, счастье? Какой? Самопожертвованием, самозабвением матери. Эти старинные слова, почти ушедшие из разговорной речи, точнее всего характеризуют материнскую любовь. Самозабвение, то есть забыть себя ради своего ребенка, и есть первый и истинный признак любви. Однако мы не всегда понимаем, что значит для нас мать. Часто мы видим в ней человека, который готовит, стирает, гладит, без конца учит уму-разуму, что-то позволяет, что-то запрещает или к чему-то принуждает. Как часто мы обижаемся на родителей, как часто обижаем их. А ведь родители любят нас такими, какие мы есть и нет ничего горше одинокой старости.