Найдите эпитеты в тексте глава ii maman матушка сидела в гостиной и разливала чай; одной рукой она придерживала чайник, другою — кран самовара, из которого вода текла через верх чайника на поднос. но хотя она смотрела пристально, она не замечала этого, не замечала и того, что мы вошли. так много возникает воспоминаний когда стараешься воскресить в воображении черты любимого существа, что сквозь эти воспоминания, как сквозь слезы, смутно видишь их. это слезы воображения. когда я стараюсь вспомнить матушку такою, какою она была в это время, мне представляются только ее карие глаза, выражающие всегда одинаковую доброту и любовь, родинка на шее, немного ниже того места, где вьются маленькие волосики, шитый белый воротничок, нежная сухая рука, которая так часто меня ласкала и которую я так часто целовал; но общее выражение ускользает от меня. налево от дивана стоял старый рояль; перед роялем сидела черномазенькая моя сестрица любочка и розовенькими, только что вымытыми холодной водой пальчиками с заметным напряжением разыгрывала этюды démenti. ей было одиннадцать лет; она ходила в коротеньком холстинковом платьице, в беленьких, обшитых кружевом панталончиках и октавы могла брать только arpeggio 1. подле нее вполуоборот сидела марья ивановна в чепце с розовыми лентами, в голубой кацавейке и с красным сердитым лицом, которое приняло еще более строгое выражение, как только вошел карл иваныч. она грозно посмотрела на него и, не отвечая на его поклон, продолжала, топая ногой, считать: «un, deux, trois, un, deux, trois» 2, — еще громче и повелительнее, чем прежде. карл иваныч, не обращая на это ровно никакого внимания, по своему обыкновению, с , подошел прямо к ручке матушки. она опомнилась, тряхнула головкой, как будто желая этим движением отогнать грустные мысли, подала руку карлу иванычу и поцеловала его в морщинистый висок в то время как он целовал ее руку. — ich danke, lieber 3 карл иваныч, — и, продолжая говорить по-, она спросила: — хорошо ли спали дети? карл иваныч был глух на одно ухо, а теперь от шума за роялем вовсе ничего не слыхал. он нагнулся ближе к дивану, оперся одной рукой о стол, стоя на одной ноге, и с улыбкой, которая тогда мне казалась верхом утонченности, приподнял шапочку над головой и сказал: — вы меня извините, наталья николаевна? карл иваныч, чтобы не простудить своей голой головы, никогда не снимал красной шапочки, но всякий раз входя в гостиную, спрашивал на это позволения. — наденьте, карл я вас спрашиваю, хорошо ли спали дети? — сказала maman, подвинувшись к нему и довольно громко. но он опять ничего не слыхал, прикрыл лысину красной шапочкой и еще милее . — постойте на минутку, мими, — сказала maman марье ивановне с улыбкой, — ничего не слышно. когда матушка , как ни хорошо было ее лицо, оно делалось несравненно лучше, и кругом всё как будто веселело. если бы в тяжелые минуты жизни я хоть мельком мог видеть эту улыбку, я бы не знал, что такое горе. мне кажется, что в одной улыбке состоит то, что называют красотою лица: если улыбка прибавляет прелести лицу, то лицо прекрасно; если она не изменяет его, то оно обыкновенно; если она портит его, то оно дурно. поздоровавшись со мною, maman взяла обеими руками мою голову и откинула ее назад, потом посмотрела пристально на меня и сказала: — ты плакал сегодня? я не отвечал. она поцеловала меня в глаза и по- спросила: — о чем ты плакал? когда она разговаривала с нами дружески, она всегда говорила на этом языке, который знала в совершенстве. — это я во сне плакал, maman, — сказал я, припоминая со всеми подробностями выдуманный сон и невольно содрогаясь при этой мысли. карл иваныч подтвердил мои слова, но умолчал о сне. поговорив еще о погоде, — разговор, в котором приняла участие и мими, — maman положила на поднос шесть кусочков сахару для некоторых почетных слуг, встала и подошла к пяльцам, которые стояли у окна. — ну, ступайте теперь к папа́, дети, да скажите ему, чтобы он непременно ко мне зашел, прежде чем пойдет на гумно. музыка, считанье и грозные возгласы опять начались, а мы пошли к папа. пройдя комнату, удержавшую еще от времен дедушки название официантской, мы вошли в кабинет.
