И, зная уже бессмертно, Что время не протопить, Хоть тяга его безмерна, – К глазам подносить ладонь, Тайком подводить итоги, Подбрасывая в огонь Пейзажи и диалоги,
Шумящие дерева, Кресты и церквей убранства; Как хворост или дрова – Мосты и куски пространства;
Медлительною рукой С начала и с середины – С провидческою строкой Магические картины.
И быстро шептать Христу Про мёртвые чьи-то души. И знать, что уже растут На стенах глаза и уши.
И в ужасе подбегать К печурке. И нос холодный Почти что в неё совать, И в позе сидеть свободной.
И видеть, томясь огнём (О только не дописать бы!), Как ночью горят и днём, Дымясь вороньём, усадьбы.
И, вечный сжигая труд, В слепой созерцать отваге, Как белые буквы мрут На чёрных витках бумаги.
Мой голос для тебя и ласковый и томный
Тревожит поздное молчанье ночи темной.
Близ ложа моего печальная свеча
Горит; мои стихи, сливаясь и журча,
Текут ручьи любви; текут, полны тобою.
Во тьме твои глаза блистают предо мною,
Мне улыбаются - и звуки слышу я:
Мой друг, мой нежный друг... люблю... твоя... твоя!..
Как страшно поэтом быть
И, зная уже бессмертно,
Что время не протопить,
Хоть тяга его безмерна, –
К глазам подносить ладонь,
Тайком подводить итоги,
Подбрасывая в огонь
Пейзажи и диалоги,
Шумящие дерева,
Кресты и церквей убранства;
Как хворост или дрова –
Мосты и куски пространства;
Медлительною рукой
С начала и с середины –
С провидческою строкой
Магические картины.
И быстро шептать Христу
Про мёртвые чьи-то души.
И знать, что уже растут
На стенах глаза и уши.
И в ужасе подбегать
К печурке. И нос холодный
Почти что в неё совать,
И в позе сидеть свободной.
И видеть, томясь огнём
(О только не дописать бы!),
Как ночью горят и днём,
Дымясь вороньём, усадьбы.
И, вечный сжигая труд,
В слепой созерцать отваге,
Как белые буквы мрут
На чёрных витках бумаги.