ответ: На страницах повести А. С. Пушкина “Дубровский” мы встречаемся с двумя наиболее полно обрисованными женскими образами: Маши Троекуровой и няни Владимира Дубровского – Егоровны. Ни разница в годах, ни принадлежность к разным сословиям не мешают этим женщинам казаться нам одинаково привлекательными.
Что касается главной героини повести, Марьи Кириловны Троекуровой, то, на мой взгляд, образ ее перекликается с образом главной героини другого произведения А. С. Пушкина – Татьяной Лариной. В “Дубровском” это просто, если можно так выразиться, наброски, очертания того излюбленного образа, каким станет впоследствии для автора Татьяна. В моем представлении Маша Троекурова и Татьяна Ларина – это портрет одной и той же женщины, на в первом случае выполненный только черно-белыми красками, а во втором – яркий, красочный, со всевозможными оттенками.
Какой же была Маша Троекурова, если смогла так всецело и безраздельно завладеть сердцем молодого и благородного разбойника, бывшего воспитанника кадетского корпуса Владимира Дубровского? Сказать красавица – недостаточно,
потому что вокруг так много красавиц, скрывающих под маской безупречной внешности черствую душу. В Марье Кириловне, наоборот, все было гармонично. Рано потерявшая мать, выросшая в одиночестве на лоне природы, с детства впитавшая в себя загадочные и таинственные сюжеты устного народного творчества, которыми изобиловали рассказы доброй няни-крестьянки, а затем вкусив сладость сентиментальных романов, которыми Маша, повзрослев, зачитывалась, сделали ее кроткой, чуткой и мечтательной.
Отца своего Марья Кириловна почитала, но друга и советчика в нем, как это часто бывает между родителями и детьми, не нашла. Кирила Петрович хоть и “любил ее до безумия, но обходился с нею со свойственным ему своенравием, то стараясь угождать малейшим ее прихотям, то пугая ее суровым, а иногда и жестоким обращением. Уверенный в ее привязанности, никогда не мог он добиться ее доверительности”.
Когда в поместье к Троекуровым явился молодой учитель для сводного брата Маши и время от времени стал давать уроки музыки и ей, то вскоре девушка нашла в нем героя своего романа. Машу покорили в молодом учителе его благородство, усердие и особенно – его храбрость: “Воображение ее было поражено: она видела мертвого медведя и Дефоржа, спокойно стоящего над ним и спокойно с нею разговаривающего. Она увидела, что храбрость и гордое самолюбие не принадлежат исключительно одному сословию.” С детства привыкшая видеть в своем доме мужчин, похожих поведением на своего отца: властных, разгульных, думающих только о деньгах и наживе, в учителе Маша нашла полную противоположность. Никогда не мечтавшая о богатстве, привыкшая довольствоваться малым, и, наоборот, высоко ценившая духовное богатство человека, Маша почувствовала в молодом человеке родственную натуру, и сердце ее безропотно поддалось его зовущему сердцу.
Узнав вскоре, что учитель Дефорж – это не кто иной, как Дубровский, известный разбойник, которого давно уже разыскивает полиция, Маша хоть и испугалась, но не отреклась от него. Узнав о мысли отца выдать ее замуж за нелюбимого, но богатого человека, Маша решилась на побег с Дубровским. Но судьбе было угодно отнять у нее последний шанс быть с любимым: побег не удался.
Мертвенно-бледна Маша-невеста, на лице – ни кровинки. Стоя у алтаря, “Марья Кириловна ничего не видала, ничего не слыхала, думала об одном, с самого утра она ждала Дубровского, надежда ни на минуту ее не покидала.”. Но чуда не случилось – Дубровский не приехал. Обряд был совершен
И когда, уже после церкви, за каретой послышались крики погони, и Дубровский со своими людьми попытался освободить Марью Кириловну, молодая княгиня, собрав все свои силы, с твердостью воспротивилась, сказав при этом, что она уже обвенчана, она жена другого.
Точно так же, как и Татьяна Ларина из “Евгения Онегина”, Маша не боится признаться, что любит Дубровского, и точно так же, как Татьяна, не может предать того, кого назвала перед Богом своим мужем. А все дело в морали, в чувстве долга и ответственности, на которых Маша выросла и которые прочно впитала в себя. Честь и долг для нее дороже любви. В этом и достоинство главной героини “Дубровского”, и жизненная драма
ПИМЕН — центральный персонаж трагедии А. С.Пушкина "Борис Годунов» (1825), монах-летописец Чудова монастыря, "старец кроткий и смиренный», под началом которого состоит молодой инок Григорий Отрепьев, будущий Самозванец. Материал для этого образа (как и для других) Пушкин почерпнул из "Истории…» Н. М.Карамзина, а также из эпистолярной и житийной литературы XVI»Шв. (Например, рассказ П. о кончине Федора Иоанновича основан на сочинении патриарха Иова.) Пушкин писал, что характер П. не есть его изобретение: "В нем собрал я черты, пленившие меня в наших старых летописях». К этим чертам поэт отнес умилительную кротость, простодушие, нечто младенческое и вместе мудрое, усердие, набожность в отношении к власти царя, данной от Бога. П.— герой одной сцены, пятой картины трагедии. Роль П. относительно невелика. Однако функция этого персонажа в развитии сюжета, в сцеплениях идей, образов — важна и значительна. Коллизия трагедии в сцене с П. получает существенные прояснения.
Из рассказа Шуйского в первой картине известно о цареубийстве, совершенном в Угличе, назван его виновник — Борис Годунов. Но Шуйский — свидетель косвенный, заставший на месте событий "свежие следы». П.— единственный среди персонажей очевидец, видевший своими глазами зарезанного царевича, слышавший собственными ушами, как "под топором злодеи покаялись — и назвали Бориса». Для Шуйского гибель Димитрия тривиальна, как всякое политическое убийство, коим нет числа. В тех же понятиях мыслит и Воротынский, хотя его реакция более эмоциональна: "Ужасное злодейство!» Совсем другая (по тональности, по смыслу) оценка П.: "О страшное, невиданное горе!» Страшным и невиданным это горе является потому, что грех Бориса ложится на всех, к нему все оказываются причастными, ибо "владыкою себе цареубийцу мы нарекли». В словах П. не просто нравственная оценка, в которой нельзя отказать самому Годунову (муки совести терзают и его). П. судит бытийственно: преступление совершил один человек, а держать ответ надо всем. Предстоит невиданное горе, идущее на Русь, "настоящая беда государству московскому». ("Комедия о настоящей беде государства московского…» — одно из черновых названий пушкинской трагедии.) П. еще не знает, как проявится это горе, но его предчувствие делает монаха милосердным. Поэтому он наказывает потомкам быть смиренными: пускай они, поминая своих царей, "за грехи, за темные деянья смиренно умоляют».
Тут обнаруживается существенное отличие от "суда» Юродивого, отказавшего Борису в молитве. Симметрия этих образов, П. и Юродивого, давно замечена и исследована, в частности, В. М.Непомнящим. Однако близость персонажей не означает, что они одинаково выражают "глас народа», "глас божий». Реализм Пушкина в том и состоит, что каждый его герой имеет собственный "глас». Драматургия сцены в келье Чудова монастыря строится на контрасте спокойствия П. (постоянный эпитет: "минувшее < ...> спокойно и безмолвно», "его спокойный вид», "спокойно зрит на правых и виновных») и смятения Григория, чей "покой бесовское мечтанье тревожило». В продолжении всей сцены П. старается убедить Отрепьева в тщетности мирских утех и в блаженстве иноческого служения. Однако его воспоминания о весело проведенной молодости, о шумных пирах и боевых схватках только распаляют воображение Григория. Рассказ же о Димитрии, особенно неосторожное упоминание — "он был бы твой ровесник», — провоцируют "чудную мысль», которая определит дальнейший ход событий. П. как бы производит Григория в самозванцы, причем совершенно непреднамеренно. В теории драмы такое действие называется перипетией (согласно Аристотелю, "переменой делаемого в противоположность»). Вследствие перипетии завязка трагедии затягивается в драматургический узел. В опере М. П. Мусоргского "Борис Годунов» (1868-1872) роль П. была расширена. Ему композитор (и автор либретто) передал рассказ Патриарха (пятнадцатая картина трагедии — "Царская дума») о чудесном прозрении слепого пастуха перед гробом царевича Димитрия. В опере этот рассказ следует после сцены с Юродивым (в трагедии — перед ней) и становится последним ударом судьбы, карающей детоубийцу. Самые знаменитые исполнители роли П.— И. В.Самарин (Малый театр, 1880), В. И.Качалов (МХТ, 1907); в опере — В. Р.Петров (1905) иМ. Д.Михайлов(1936).
ответ: На страницах повести А. С. Пушкина “Дубровский” мы встречаемся с двумя наиболее полно обрисованными женскими образами: Маши Троекуровой и няни Владимира Дубровского – Егоровны. Ни разница в годах, ни принадлежность к разным сословиям не мешают этим женщинам казаться нам одинаково привлекательными.
Что касается главной героини повести, Марьи Кириловны Троекуровой, то, на мой взгляд, образ ее перекликается с образом главной героини другого произведения А. С. Пушкина – Татьяной Лариной. В “Дубровском” это просто, если можно так выразиться, наброски, очертания того излюбленного образа, каким станет впоследствии для автора Татьяна. В моем представлении Маша Троекурова и Татьяна Ларина – это портрет одной и той же женщины, на в первом случае выполненный только черно-белыми красками, а во втором – яркий, красочный, со всевозможными оттенками.
Какой же была Маша Троекурова, если смогла так всецело и безраздельно завладеть сердцем молодого и благородного разбойника, бывшего воспитанника кадетского корпуса Владимира Дубровского? Сказать красавица – недостаточно,
потому что вокруг так много красавиц, скрывающих под маской безупречной внешности черствую душу. В Марье Кириловне, наоборот, все было гармонично. Рано потерявшая мать, выросшая в одиночестве на лоне природы, с детства впитавшая в себя загадочные и таинственные сюжеты устного народного творчества, которыми изобиловали рассказы доброй няни-крестьянки, а затем вкусив сладость сентиментальных романов, которыми Маша, повзрослев, зачитывалась, сделали ее кроткой, чуткой и мечтательной.
Отца своего Марья Кириловна почитала, но друга и советчика в нем, как это часто бывает между родителями и детьми, не нашла. Кирила Петрович хоть и “любил ее до безумия, но обходился с нею со свойственным ему своенравием, то стараясь угождать малейшим ее прихотям, то пугая ее суровым, а иногда и жестоким обращением. Уверенный в ее привязанности, никогда не мог он добиться ее доверительности”.
Когда в поместье к Троекуровым явился молодой учитель для сводного брата Маши и время от времени стал давать уроки музыки и ей, то вскоре девушка нашла в нем героя своего романа. Машу покорили в молодом учителе его благородство, усердие и особенно – его храбрость: “Воображение ее было поражено: она видела мертвого медведя и Дефоржа, спокойно стоящего над ним и спокойно с нею разговаривающего. Она увидела, что храбрость и гордое самолюбие не принадлежат исключительно одному сословию.” С детства привыкшая видеть в своем доме мужчин, похожих поведением на своего отца: властных, разгульных, думающих только о деньгах и наживе, в учителе Маша нашла полную противоположность. Никогда не мечтавшая о богатстве, привыкшая довольствоваться малым, и, наоборот, высоко ценившая духовное богатство человека, Маша почувствовала в молодом человеке родственную натуру, и сердце ее безропотно поддалось его зовущему сердцу.
Узнав вскоре, что учитель Дефорж – это не кто иной, как Дубровский, известный разбойник, которого давно уже разыскивает полиция, Маша хоть и испугалась, но не отреклась от него. Узнав о мысли отца выдать ее замуж за нелюбимого, но богатого человека, Маша решилась на побег с Дубровским. Но судьбе было угодно отнять у нее последний шанс быть с любимым: побег не удался.
Мертвенно-бледна Маша-невеста, на лице – ни кровинки. Стоя у алтаря, “Марья Кириловна ничего не видала, ничего не слыхала, думала об одном, с самого утра она ждала Дубровского, надежда ни на минуту ее не покидала.”. Но чуда не случилось – Дубровский не приехал. Обряд был совершен
И когда, уже после церкви, за каретой послышались крики погони, и Дубровский со своими людьми попытался освободить Марью Кириловну, молодая княгиня, собрав все свои силы, с твердостью воспротивилась, сказав при этом, что она уже обвенчана, она жена другого.
Точно так же, как и Татьяна Ларина из “Евгения Онегина”, Маша не боится признаться, что любит Дубровского, и точно так же, как Татьяна, не может предать того, кого назвала перед Богом своим мужем. А все дело в морали, в чувстве долга и ответственности, на которых Маша выросла и которые прочно впитала в себя. Честь и долг для нее дороже любви. В этом и достоинство главной героини “Дубровского”, и жизненная драма
Объяснение:
ПИМЕН — центральный персонаж трагедии А. С.Пушкина "Борис Годунов» (1825), монах-летописец Чудова монастыря, "старец кроткий и смиренный», под началом которого состоит молодой инок Григорий Отрепьев, будущий Самозванец. Материал для этого образа (как и для других) Пушкин почерпнул из "Истории…» Н. М.Карамзина, а также из эпистолярной и житийной литературы XVI»Шв. (Например, рассказ П. о кончине Федора Иоанновича основан на сочинении патриарха Иова.) Пушкин писал, что характер П. не есть его изобретение: "В нем собрал я черты, пленившие меня в наших старых летописях». К этим чертам поэт отнес умилительную кротость, простодушие, нечто младенческое и вместе мудрое, усердие, набожность в отношении к власти царя, данной от Бога. П.— герой одной сцены, пятой картины трагедии. Роль П. относительно невелика. Однако функция этого персонажа в развитии сюжета, в сцеплениях идей, образов — важна и значительна. Коллизия трагедии в сцене с П. получает существенные прояснения.
Из рассказа Шуйского в первой картине известно о цареубийстве, совершенном в Угличе, назван его виновник — Борис Годунов. Но Шуйский — свидетель косвенный, заставший на месте событий "свежие следы». П.— единственный среди персонажей очевидец, видевший своими глазами зарезанного царевича, слышавший собственными ушами, как "под топором злодеи покаялись — и назвали Бориса». Для Шуйского гибель Димитрия тривиальна, как всякое политическое убийство, коим нет числа. В тех же понятиях мыслит и Воротынский, хотя его реакция более эмоциональна: "Ужасное злодейство!» Совсем другая (по тональности, по смыслу) оценка П.: "О страшное, невиданное горе!» Страшным и невиданным это горе является потому, что грех Бориса ложится на всех, к нему все оказываются причастными, ибо "владыкою себе цареубийцу мы нарекли». В словах П. не просто нравственная оценка, в которой нельзя отказать самому Годунову (муки совести терзают и его). П. судит бытийственно: преступление совершил один человек, а держать ответ надо всем. Предстоит невиданное горе, идущее на Русь, "настоящая беда государству московскому». ("Комедия о настоящей беде государства московского…» — одно из черновых названий пушкинской трагедии.) П. еще не знает, как проявится это горе, но его предчувствие делает монаха милосердным. Поэтому он наказывает потомкам быть смиренными: пускай они, поминая своих царей, "за грехи, за темные деянья смиренно умоляют».
Тут обнаруживается существенное отличие от "суда» Юродивого, отказавшего Борису в молитве. Симметрия этих образов, П. и Юродивого, давно замечена и исследована, в частности, В. М.Непомнящим. Однако близость персонажей не означает, что они одинаково выражают "глас народа», "глас божий». Реализм Пушкина в том и состоит, что каждый его герой имеет собственный "глас». Драматургия сцены в келье Чудова монастыря строится на контрасте спокойствия П. (постоянный эпитет: "минувшее < ...> спокойно и безмолвно», "его спокойный вид», "спокойно зрит на правых и виновных») и смятения Григория, чей "покой бесовское мечтанье тревожило». В продолжении всей сцены П. старается убедить Отрепьева в тщетности мирских утех и в блаженстве иноческого служения. Однако его воспоминания о весело проведенной молодости, о шумных пирах и боевых схватках только распаляют воображение Григория. Рассказ же о Димитрии, особенно неосторожное упоминание — "он был бы твой ровесник», — провоцируют "чудную мысль», которая определит дальнейший ход событий. П. как бы производит Григория в самозванцы, причем совершенно непреднамеренно. В теории драмы такое действие называется перипетией (согласно Аристотелю, "переменой делаемого в противоположность»). Вследствие перипетии завязка трагедии затягивается в драматургический узел. В опере М. П. Мусоргского "Борис Годунов» (1868-1872) роль П. была расширена. Ему композитор (и автор либретто) передал рассказ Патриарха (пятнадцатая картина трагедии — "Царская дума») о чудесном прозрении слепого пастуха перед гробом царевича Димитрия. В опере этот рассказ следует после сцены с Юродивым (в трагедии — перед ней) и становится последним ударом судьбы, карающей детоубийцу. Самые знаменитые исполнители роли П.— И. В.Самарин (Малый театр, 1880), В. И.Качалов (МХТ, 1907); в опере — В. Р.Петров (1905) иМ. Д.Михайлов(1936).
Объяснение: