"Когда переведутся Дон Кихоты, пускай закроется книга истории. В ней нечего будет читать", - писал И. С.Тургенев. Почему же известный русский писатель так ценил этого персонажа и полагал образ рыцаря Печального Образа актуальным в прагматичном 19-м веке? И как воспринимать Дон Кихота в еще более прагматичном и циничном веке - 21-м?
Дон Кихот, доверчивый, добродушный, вечная мишень для насмешек и издевательств... Читатель романа часто видит только одну сторону - комическую. Перечитав романов о благородных рыцарях, испанский идальго Алонсо Кехана, взяв себе звучное имя Дон Кихот Ламанчский, становится странствующим рыцарем (которых на тот момент в Испании уже много лет как не осталось). Он доблестно сражается с мельницами, приняв их за великанов. Стадо овец кажется ему противоборствующими армиями. Смешно, не так ли? Вот и смеются окружающие над Дон Кихотом, человеком "не от мира сего", что живет не в реальной жизни, а в рыцарском романе.
А ведь Дон Кихот далеко не дурак. До того, как отправиться совершать подвиги, этот идальго прожил более полувека, а значит, многое повидал и пережил. Советы, которые дает Дон Кихот Санчо Пансе, мудры. Например: "Загляни внутрь себя и постарайся себя познать, познание же это есть наитруднейшее из всех, какие только могут быть. Познавши самого себя, ты уже не станешь надуваться, точно лягушка, пожелавшая сравниться с волом".
Некоторые его мысли опережают время на столетия: "Помни, Санчо: если ты вступишь на путь добродетели и будешь стараться делать добрые дела, то тебе не придется завидовать делам князей и сеньоров, ибо кровь наследуется, а добродетель приобретается, и она имеет ценность самостоятельную, в отличие от крови, которая таковой ценности не имеет". Эти слова сказаны более пятисот лет назад, в насквозь сословной средневековой Испании, где до идей равенства еще, как говорится, как до Луны пешком.
Так что рыцарь Печального Образа - не столько комический чудак, сколько человек, стремящийся к недостижимому идеалу рыцарства, благородный душой и чистый помыслами. Нужны ли такие люди нашему миру? Безусловно.
Роману Сервантеса больше пятисот лет, и все эти годы люди читают ее, а Дон Кихот Ламанчский улыбается им с гравюры грустной улыбкой то ли мудреца-философа, то ли святого.
Дон Кихот, доверчивый, добродушный, вечная мишень для насмешек и издевательств... Читатель романа часто видит только одну сторону - комическую. Перечитав романов о благородных рыцарях, испанский идальго Алонсо Кехана, взяв себе звучное имя Дон Кихот Ламанчский, становится странствующим рыцарем (которых на тот момент в Испании уже много лет как не осталось). Он доблестно сражается с мельницами, приняв их за великанов. Стадо овец кажется ему противоборствующими армиями. Смешно, не так ли? Вот и смеются окружающие над Дон Кихотом, человеком "не от мира сего", что живет не в реальной жизни, а в рыцарском романе.
А ведь Дон Кихот далеко не дурак. До того, как отправиться совершать подвиги, этот идальго прожил более полувека, а значит, многое повидал и пережил. Советы, которые дает Дон Кихот Санчо Пансе, мудры. Например: "Загляни внутрь себя и постарайся себя познать, познание же это есть наитруднейшее из всех, какие только могут быть. Познавши самого себя, ты уже не станешь надуваться, точно лягушка, пожелавшая сравниться с волом".
Некоторые его мысли опережают время на столетия: "Помни, Санчо: если ты вступишь на путь добродетели и будешь стараться делать добрые дела, то тебе не придется завидовать делам князей и сеньоров, ибо кровь наследуется, а добродетель приобретается, и она имеет ценность самостоятельную, в отличие от крови, которая таковой ценности не имеет". Эти слова сказаны более пятисот лет назад, в насквозь сословной средневековой Испании, где до идей равенства еще, как говорится, как до Луны пешком.
Так что рыцарь Печального Образа - не столько комический чудак, сколько человек, стремящийся к недостижимому идеалу рыцарства, благородный душой и чистый помыслами. Нужны ли такие люди нашему миру? Безусловно.
Роману Сервантеса больше пятисот лет, и все эти годы люди читают ее, а Дон Кихот Ламанчский улыбается им с гравюры грустной улыбкой то ли мудреца-философа, то ли святого.