Один лескор пишет нам:
„Я ходил в лес ночью — послушать ночные в лесу голоса. Слышал разные звуки, а чьи они — не знаю. Как же мне писать про них в „Лесную газету"?"
Мы ответили ему: „Опиши, что слышал, а мы уж постараемся разобрать".
Вот он и прислал в редакцию такое письмо:
„Сказать по правде, чепуху какую-то я слышал ночью в лесу, а совсем не оркестр, как вы пишете.
Понемногу затихли все птичьи голоса, и, наконец, настала полная тишина. Была полночь.
И вот где-то в вышине началось: загудела низкая струна. Сперва тихо, потом громче, громче — толсто так, басовито — и опять тише, ещё тише — и смолкла совсем.
Я подумал: „Ну, для начала и это не плохо. Хоть на одной струне, да заиграли".
А из лесу вдруг:
— Ха-ха-ха! Хо-хо-хо! — да жутким таким голосом, — у меня мурашки по спине побежали.
„Вот,— думаю, — награда музыканту: хохочут над ним!"
И опять тишина. Долго. Я уж думал — больше ничего не будет.
Потом слышу, кто-то патефон заводит. Заводит, и заводит, и заводит— а музыки нет. „Испортился, что ли, у них патефон?" — думаю. Перестали. Тихо. Потом опять заводят: "Тырр-рырр-рырр-рырр!.. — без конца, надоело даже.
Завели, наконец. „Ну, — думаю, — теперь-то уж пластинку поставят, сейчас пустят".
Вдруг в ладоши захлопали. Звонко так. горячо.
„Как же это? — думаю. — Никто ничего не сыграл, а уже в ладоши хлопают?"
Вот и всё. Потом опять долго-долго заводили патефон, ничего не сыграли, а в ладоши хлопали. Я рассердился и ушёл домой".
Мы должны сказать, что сердиться нашему лескору не надо было.
Он слышал, как низкая струна гудела. Это какой-нибудь жук над ним пролетел, — наверно, майский.
Жутко хохотала большая сова неясыть. Такой у неё неприятный голос, ничего не поделаешь.
Патефон заводил—тырр-рырр-рырр-рырр!— козодой — тоже ночная птица, только не хищная. Никакого патефона у козодоя, конечно, нет: это он так горлом делает. И воображает, что поёт.
И в ладоши хлопал тоже он, козодой. Не в ладоши, конечно, а крыльями по воздуху хлоп-хлоп-хлоп! Очень похоже на аплодисменты.
А зачем он это делает, этого редакция объяснить не может: сама не знает.
Наверно так, с радости.
составить план по этому рассказу
ответ:
родовое «гнездо» головлевых было как бы прообразом крепостнической россии в миниатюре накануне отмены крепостного права в 1861 году. в романе м.е.салтыкова-щедрина «господа головлевы» мы сталкиваемся с изуродованными судьбами главных героев, трагически сложившимися жизнями детей-наследников арины петровны — грозной и властной хозяйки поместья головлева. страсть к накопительству и стяжательству взяли в ней верх над истинными материнскими чувствами, так что все свои силы она тратила на приобретательство, не занимаясь воспитанием детей, но держала их так, чтобы они при каждом своем поступке спрашивали себя: «что-то об этом скажет маменька? » слова «», «изверг», «мерзавец», «подлец», «негодяй» были в этой семье обычными. наказание здесь было также нормой. и все это делалось как бы ради семейного благополучия, ради тех же детей, которых арина петровна уродовала своим воспитанием. итог такой ее деятельности — поощрения к лицемерию и наушничанью ради «лучшего куска на блюде», разделения детей на «любимчиков» и «постылых» — обстановка, которая формировала «извергов».
ответ: вот держи
джульетта, джульетта, джульетта. милая моя джульетта. твое имя готов я повторять и сто и тысячи раз и даже миллионы. джульетта любимая моя джульетта. ты лучик света в кромешном мраке. в тебя влюбился я, с первого же взгляда. я утонул в сиянии глаз твоих. готов отдать я все на свете, ради того, чтоб быть с тобой. к твоим ногам готов я бросить, все богатства мира. достать звезду с небес, хотя зачем? ведь красотой своей, все звезды затмеваешь. а голос твой, прекрасней пенья птиц. мечтаю я руки твоей коснутся, прильнуть к тебе, вдыхая твой же аромат. хочу я быть с тобой, а ты? готова ли ты быть со мной? пройти все тяготы и разногласия, препятствующие нашей любви? а ты во мне не сомневайся. одно лишь слово "да", и горы я сверну руками. преодолею любые расстояния, лишь только быть с тобой. ведь я люблю тебя моя джульетта и без тебя, нет и жизни для !