Хорошо провести за городом морозный зимний день. Лицо раскраснеется, горит, рукавицы давно в карманах, воротник расстёгнут. А ноги к концу дня гудят.
А потом как легко идти домой без лыж по накатанной санной дороге. Ноги так сами собой и переступают. Но скоро лыжи делаются всё тяжелее и тяжелее. Их то и дело перемещаешь с одного плеча на другое.
Из леса дорога вышла к полотну железной дороги и потянулась вдоль него. Совсем недалеко дымит Иркутск, скрытый в чёрном угольном облаке.
Так я шёл вдоль железной дороги, думая о разном, и вдруг остановился: от полотна поперёк санной дороги протянулась по снегу тропинка, протоптанная крошечными птичьими лапками. Это было настолько удивительно, что я сейчас же свернул по тропе, чтобы узнать, какая это пешая птичка наследила здесь.
Вправо, около полотна железной дороги, тропинка рассыпалась веером мелких следов. Они исчезли на свободном от снега полотне дороги. Значит, пешая птичка прибегает сюда кормиться, а сама ночует в другом конце. Скорей туда!
Тропа приводит к сугробу и ныряет под снежный надув, исчезая в тёмной пещерке.
Опустившись на четвереньки, я засовываю туда руку и невольно отдёргиваю — кто-то слегка ущипнул за палец.
Снова засовываю — и в моих руках серебристо-розовый длиннохвостый снегирь! Его карие глазки испуганно моргают, слышно, как колотится крошечное сердечко в тёплой ладони. Но птичка не делает ни малейших попыток вырваться. Снегирь так худ, что кажется невесомым. Я осторожно посадил птичку на её тропу. Снегирь бойко запрыгал по ней в сторону железнодорожного полотна. Но лететь он не мог, почему-то утратил эту , хотя никаких повреждений у него не было заметно. Я без труда поймал пешую птичку.
В вязаной мягкой рукавице я принёс снегиря домой. Не оставлять же его на верную гибель?
У себя в комнате я выпустил снегиря на пол. Электрический свет для него, вероятно, показался ярким солнечным днём. Птичка запрыгала по полу, вороша толстым клювиком всё, что ей попадалось. Снегирю хотелось поесть. Одним духом я слетал на четвёртый этаж к старичку, который держал щеглов, и принёс горсть конопли. Надо было видеть, как набросился на корм снегирь, — он даже полузакрыл глазки от наслаждения!
На первый раз я дал ему конопли с четверть чайной ложечки, чтобы он не объелся после долгого поста. Снегирь склевал всё, напился из блюдечка воды и запрыгал в угол. Там он долго прихорашивался, а потом заснул, обратившись в пушистый шарик.
Так и жили мы с ним вдвоём в комнате. Нелетающая птичка казалась милым зверьком и забавно гонялась за мной по полу, прося есть и едва слышно постукивая коготками. Снегирь съедал за день так много, что первое время это удивляло меня. Недели через две птичка имела уже нормальный вес.
Однажды, ложась спать, я случайно взглянул в угол комнаты, и рука, поднятая к выключателю, замерла — пушистого шарика не было на обычном месте! Оказалось, он спал на спинке стула, а через несколько дней снегирь стал перепархивать по всей комнате. Пешая птичка вернулась в свою воздушную стихию.
Покинув родное Константиново и поселившись в Москве,
Есенин непрестанно возвращался душой и мыслями к
малой родине. Он вспоминал об отчем доме, когда
на душе было особенно тяжко.
А таких моментов в жизни начинающего поэта было
немало: ради того, чтобы быть услышанным,
приходилось жертвовать многим, в том числе
личным счастьем и свободой.
Революция 1917 г. вызвала у Есенина неоднозначное
чувство: он был свидетелем того, как лозунги
новой власти расходятся с ее делами.
Однако сильнее всего беспокоили перемены на селе.
Он надеялся, что крестьяне получат землю,
а вместе с ней - независимость.
Поэтому Есенин был воодушевлен революционными
обещаниями лучшей жизни для народа.
В год революции выходит стихотворение
"Разбуди меня завтра рано…", в котором поэт ясно
выражает свое отношение к советскому режиму.
Оно нейтрально, но, вместе с тем, Есенин говорит:
"Я пойду за дорожным курганом дорогого гостя встречать"
Поэт испытывает некую эйфорию от происходящих в
стране перемен, мечтает о том, чтобы крестьяне,
наконец, достигли счастья, научились радоваться жизни
и миру вокруг, почувствовали то единство с природой,
которым наслаждается сам автор.
Однако крестьянам мешает все это испытать вечная
забитость и моральная неудовлетворенность.
Поэт надеется, что вот уже скоро люди станут другими.
Поэтому грядущие преобразования Есенин представляет
в образе игривой кобылицы, которая промчится,
взмахнув "над равниною красным хвостом"
и принесет с собой новую жизнь, благополучную и
счастливую.
И, конечно, поэт надеется на перемены и в собственной
судьбе. Эти мечты звучат в строке:
"говорят, что я скоро стану знаменитый русский поэт",
которая вызовет жесткую критику.
Именно первые осуждающие отзывы на это
стихотворение будут отрезвляющим холодным
душем для Есенина.
Он осознает, что нарисованный им мир не будет таким
светлым.
Иллюзии рассеются довольно скоро, обнажив
неприятную правду и отняв у поэта ту призрачную
надежду на новую власть, которая теплилась в его душе.
Хорошо провести за городом морозный зимний день. Лицо раскраснеется, горит, рукавицы давно в карманах, воротник расстёгнут. А ноги к концу дня гудят.
А потом как легко идти домой без лыж по накатанной санной дороге. Ноги так сами собой и переступают. Но скоро лыжи делаются всё тяжелее и тяжелее. Их то и дело перемещаешь с одного плеча на другое.
Из леса дорога вышла к полотну железной дороги и потянулась вдоль него. Совсем недалеко дымит Иркутск, скрытый в чёрном угольном облаке.
Так я шёл вдоль железной дороги, думая о разном, и вдруг остановился: от полотна поперёк санной дороги протянулась по снегу тропинка, протоптанная крошечными птичьими лапками. Это было настолько удивительно, что я сейчас же свернул по тропе, чтобы узнать, какая это пешая птичка наследила здесь.
Вправо, около полотна железной дороги, тропинка рассыпалась веером мелких следов. Они исчезли на свободном от снега полотне дороги. Значит, пешая птичка прибегает сюда кормиться, а сама ночует в другом конце. Скорей туда!
Тропа приводит к сугробу и ныряет под снежный надув, исчезая в тёмной пещерке.
Опустившись на четвереньки, я засовываю туда руку и невольно отдёргиваю — кто-то слегка ущипнул за палец.
Снова засовываю — и в моих руках серебристо-розовый длиннохвостый снегирь! Его карие глазки испуганно моргают, слышно, как колотится крошечное сердечко в тёплой ладони. Но птичка не делает ни малейших попыток вырваться. Снегирь так худ, что кажется невесомым. Я осторожно посадил птичку на её тропу. Снегирь бойко запрыгал по ней в сторону железнодорожного полотна. Но лететь он не мог, почему-то утратил эту , хотя никаких повреждений у него не было заметно. Я без труда поймал пешую птичку.
В вязаной мягкой рукавице я принёс снегиря домой. Не оставлять же его на верную гибель?
У себя в комнате я выпустил снегиря на пол. Электрический свет для него, вероятно, показался ярким солнечным днём. Птичка запрыгала по полу, вороша толстым клювиком всё, что ей попадалось. Снегирю хотелось поесть. Одним духом я слетал на четвёртый этаж к старичку, который держал щеглов, и принёс горсть конопли. Надо было видеть, как набросился на корм снегирь, — он даже полузакрыл глазки от наслаждения!
На первый раз я дал ему конопли с четверть чайной ложечки, чтобы он не объелся после долгого поста. Снегирь склевал всё, напился из блюдечка воды и запрыгал в угол. Там он долго прихорашивался, а потом заснул, обратившись в пушистый шарик.
Так и жили мы с ним вдвоём в комнате. Нелетающая птичка казалась милым зверьком и забавно гонялась за мной по полу, прося есть и едва слышно постукивая коготками. Снегирь съедал за день так много, что первое время это удивляло меня. Недели через две птичка имела уже нормальный вес.
Однажды, ложась спать, я случайно взглянул в угол комнаты, и рука, поднятая к выключателю, замерла — пушистого шарика не было на обычном месте! Оказалось, он спал на спинке стула, а через несколько дней снегирь стал перепархивать по всей комнате. Пешая птичка вернулась в свою воздушную стихию.
Объяснение:
...