почти все произведения этого раздела экранизированы Посмотрите на выбор 1 2 из них и Сопоставьте экранизацию с текстом такими ли вы представляли себе героев что в фильме вам особенно понравилось какие моменты сюжета не отражены в фильме что прилетают А что теряет художественный текст при его экранизации
Духовно «стертой» личностью можно назвать Башмачкина, главного героя повести «Шинель», представленного писателем жертвой, не осознающей трагизма своего положения. Иронизируя над ним, Н.В. Гоголь явно выражает и сочувствие к «маленькому человеку», бесправному и униженному.
Жалким и бес кажется невзрачный с виду, в свои пятьдесят с лишним лет не умеющий говорить «чиновник для письма». Акакий Акакиевич одинок, лишен всего необходимого, даже с именем ему не повезло. Ему не у кого попросить не на кого опереться. Его необычную самозабвенную «любовь» к красивым буквам и ровным строчкам, будущей шинели можно объяснить отсутствием человеческой привязанности. Несчастье, обрушившееся на Башмачкина, вмиг разрушило все его «горемычное» существование. Со стороны «значительного лица» это беззащитное пугливое существо подверглось бесчеловечному унижению.
Но каким бы малым ни представлялся жизненный статус главного героя, в отличие от бессердечных сослуживцев, унижаемый всеми чиновник обладает истинными человеческими достоинствами – душевной незлобивостью, детской кротостью характера. Омерзительными и недостойными человека кажутся насмешки над этим жалким, не умеющим постоять за себя существом. «Зачем вы меня обижаете?» — лишь один безымянный молодой человек смог почувствовать в этих словах героя повести неслышную мольбу о милосердии. Испытывает сострадание к нему и автор, правдиво показавший «всю некрасоту» человеческой души.
«Никогда не уныть духом…, а трудом…, твердостью и терпением переломить собственную судьбу», — к этому призывал в своих письмах и произведениях Гоголь еще до появления «Шинели». Не случайно поэтому человеческая трагедия Башмачкина разыгрывается писателем на комедийном фоне. Ирония автора по отношению к главному герою чувствуется уже в начале повести. Гоголь замечает, что тот «уже совершенно готовым» появился на свет. Великолепно владеющий каллиграфией, выполняющий с огромным удовольствием свою нехитрую работу Акакий Акакиевич не желает сделать даже малейшего усилия над собой, чтобы научиться чему-то новому.
Башмачкина совершенно не интересует жизнь вне его собственного, вымышленного мира букв и строчек. Указывая на это, автор сообщает, что никогда «не обратил он внимания на то, что происходит… на улице». Страдания героя повести предопределены самим укладом его существования. Он едва осознает себя в окружающей действительности до тех пор, пока внешний мир не заставил его вернуться к реальной жизни, надругался над ним.
Таким образом, не чувствующий себя личностью, видящий смысл собственной жизни исключительно в переписывании бумаг Акакий Акакиевич вызывает у Н.В. Гоголя не только сочувствие. Его обезличенность и жизненная пассивность заставляет писателя, имеющего иную жизненную позицию, подшучивать над ним.
И все-таки, какой бы незначительной и малопривлекательной ни казалась личность этого персонажа, автор видит в своем герое глубоко несчастного человека. Осуждая, жалеет его и призывает людей к милосердию.
Жил-был барин, и был у него слуга. А барин до того сказки любил слушать, что заставлял своего слугу их рассказывать. А слуга никаких сказок и не знал. Вот пришёл слуга сказку барину рассказывать, сел и говорит:
— Вот раз мы шли, шли, шли, шли…
Барину надоело это слово «шли», и он спрашивает:
— Да куда мы пришли-то?
А слуга как будто не слышит, всё своё:
— Шли, шли, шли, шли…
Рассердился барин и прогнал слугу прочь.
На второй день барин просит слугу сказку продолжить. Слуга пришёл и говорит:
— Вот, барин, мы шли, шли и пришли к высокой горе. И давай на эту гору взбираться. Лезем, лезем, лезем, лезем…
И так целый день всё говорил, как они лезли на гору. Барин не вытерпел:
— Да скоро ли мы залезем-то?
А слуга всё своё:
— Лезем, лезем, лезем…
Барину надоело это, и он прогнал слугу.
Приходит слуга на третий день. Барин его опять просит:
— Расскажи мне, что дальше-то было?
— Вот мы залезли на гору, а потом опять пошли. Шли, шли, шли, пришли. Стоят две бочки: одна с навозом бочка, а другая с мёдом. Меня, как слугу, посадили в навоз, а тебя, как барина, в мёд.
— А вот это правильно! А вот это хорошо!
— И вот мы сидели, сидели, сидели…
Барин всё это слушал, слушал, не вытерпел и говорит:
— Да скоро ли нас вытащат?
А слуга всё своё:
— Сидели, сидели, сидели…
Барин опять рассердился и прогнал его.
На четвёртое утро опять позвал барин слугу:
— Так долго мы там сидели?
— Вот, барин, нас вытащили, и пришли два начальника. И заставили меня тебя вылизывать, а тебя – меня.