Между барбосом и жулькой «царствовало редкое согласие и самая нежная любовь». она не осуждала своего друга за буйный нрав и дурные манеры. «она даже и тогда сдерживала свое неудовольствие, когда барбос, проглотив в несколько приемов свой завтрак, подходил к жулькиной миске и засовывал свою мокрую мохнатую морду в жулькину миску». «они то бегали одна от другой, то устраивали засады, то с притворно сердитым рычанием делали вид, что грызутся между собой». к умирающей в сарае жульке прибежал барбос. «он был сильно взволнован и принялся сначала визжать, а потом выть, подняв кверху голову». оказавшись в сарае, «барбос стремглав бросился к жульке, и с тихим визгом стал лизать ее в глаза, в морду, в уши. жулька слабо хвостом и старалась приподнять голову. в прощании собак было что-то трогательное». барбос лег у сарая и громко и выразительно завыл, когда почувствовал, что жулька умерла.
впервые мы видим ее тринадцатилетней девочкой: "черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, со своими детскими открытыми плечиками, выскочившими из корсажа от быстрого бега, со своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными ручками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка". наташа выросла в нравственно чистой атмосфере семьи ростовых, где не было лицемерия, ханжества, притворства. непосредственная, полная жизненных сил, тонко чувствующая красоту, добро и правду, она сразу же привлекает наше внимание. в доме, где она росла, царила обстановка непринужденности, раскованности между родителями и детьми, чувство любви и привязанности друг к другу.
с самой первой встречи нам бросается в глаза ее детская наивность, простота, чрезвычайная чувствительность — все то, чем наташа так отличается от окружающих, что привлекло к ней денисова, болконского, курагина, пьера.
вспомним эпизод, в котором перед нами, как на ладони, раскрывается душевное богатство наташи, поэтичность ее натуры: "соня! соня! — послышался опять первый голос. — , ты посмотри, что за ах, какая прелесть! ты поди сюда, душенька, голубушка, поди сюда. ну, видишь? так вот бы села на корточки, вот так, подхватила бы себя под и полетела бы. вот так! " всех своих наташа окружает добротой и любовью, к каждому у нее имеется "свой ключик": "в обращении со своей матерью наташа высказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что, как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни 'неприятно, ни неловко".
ответ:
объяснение:
впервые мы видим ее тринадцатилетней девочкой: "черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, со своими детскими открытыми плечиками, выскочившими из корсажа от быстрого бега, со своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными ручками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка". наташа выросла в нравственно чистой атмосфере семьи ростовых, где не было лицемерия, ханжества, притворства. непосредственная, полная жизненных сил, тонко чувствующая красоту, добро и правду, она сразу же привлекает наше внимание. в доме, где она росла, царила обстановка непринужденности, раскованности между родителями и детьми, чувство любви и привязанности друг к другу.
с самой первой встречи нам бросается в глаза ее детская наивность, простота, чрезвычайная чувствительность — все то, чем наташа так отличается от окружающих, что привлекло к ней денисова, болконского, курагина, пьера.
вспомним эпизод, в котором перед нами, как на ладони, раскрывается душевное богатство наташи, поэтичность ее натуры: "соня! соня! — послышался опять первый голос. — , ты посмотри, что за ах, какая прелесть! ты поди сюда, душенька, голубушка, поди сюда. ну, видишь? так вот бы села на корточки, вот так, подхватила бы себя под и полетела бы. вот так! " всех своих наташа окружает добротой и любовью, к каждому у нее имеется "свой ключик": "в обращении со своей матерью наташа высказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что, как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни 'неприятно, ни неловко".