В сто сорок солнц закат пылал, в июль катилось лето, была жара, жара плыла - на даче было это. Пригорок Пушкино горбил Акуловой горою, а низ горы - деревней был, кривился крыш корою. А за деревнею - дыра, и в ту дыру, наверно, спускалось солнце каждый раз, медленно и верно. А завтра снова мир залить вставало солнце ало. И день за днем ужасно злить меня вот это стало. И так однажды разозлясь, что в страхе все поблекло, в упор я крикнул солнцу: "Слазь! довольно шляться в пекло!" Я крикнул солнцу: "Дармоед! занежен в облака ты, а тут - не знай ни зим, ни лет, сиди, рисуй плакаты!" Я крикнул солнцу: "Погоди! послушай, златолобо, чем так, без дела заходить, ко мне на чай зашло бы!" Что я наделал! Я погиб! Ко мне, по доброй воле, само, раскинув луч-шаги, шагает солнце в поле. Хочу испуг не показать - и ретируюсь задом. Уже в саду его глаза. Уже проходит садом. В окошки, в двери, в щель войдя, валилась солнца масса, ввалилось; дух переведя, заговорило басом: "Гоню обратно я огни впервые с сотворенья. Ты звал меня? Чаи гони, гони, поэт, варенье!" Слеза из глаз у самого - жара с ума сводила, но я ему - на самовар: "Ну что ж, садись, светило!" Черт дернул дерзости мои орать ему,- сконфужен, я сел на уголок скамьи, боюсь - не вышло б хуже! Но странная из солнца ясь струилась,- и степенность забыв, сижу, разговорясь с светилом постепенно. Про то, про это говорю, что-де заела Роста, а солнце: "Ладно, не горюй, смотри на вещи просто! А мне, ты думаешь, светить легко. - Поди, попробуй! - А вот идешь - взялось идти, идешь - и светишь в оба!" Болтали так до темноты - до бывшей ночи то есть. Какая тьма уж тут? На "ты" мы с ним, совсем освоясь. И скоро, дружбы не тая, бью по плечу его я. А солнце тоже: "Ты да я, нас, товарищ, двое! Пойдем, поэт, взорим, вспоем у мира в сером хламе. Я буду солнце лить свое, а ты - свое, стихами". Стена теней, ночей тюрьма под солнц двустволкой пала. Стихов и света кутерьма сияй во что попало! Устанет то, и хочет ночь прилечь, тупая сонница. Вдруг - я во всю светаю мочь - и снова день трезвонится. Светить всегда, светить везде, до дней последних донца, светить - и никаких гвоздей! Вот лозунг мой и солнца! Тут везде рифма, бери любую
Послевоенные годы выдались самыми тяжелыми особенно для детей, а о тех кто остался сиротками и говорить не приходится. В одном селе жили брат с сестрой мать их умерла, а отец погиб на войне. И пришлось детям самим вести хозяйство. Настя вставала ранним утром, готовила, ходила за скотиной, занималась уборкой. Брат научившись у отца мастерить деревянную посуду менял у соседей на что-нибудь нужное в хозяйстве. Сельчане зная как детям трудно приходится, старались кто чем может. Вот как-то весной собрались ребята в лес за клюквой, в это время ягода бывает сладкая. Как только сошел снег ее видимо не видимо на полянках, которые называют кладовые солнца. Дети вспомнили про одно место, где этой ягоды можно насобирать целое ведро с одного метра. Сперва они шли вместе пока не дошли до развилки. Там Настя пошла по широкой дорожке, а Митраша выбрал на узкую тропинку. Заблудиться он не боялся, так как взял с собой и компас и даже ружье. За то что мальчик был собранный и всегда старался запастись нужными вещами его прозвали «мужичок в мешочке». В лесу через который шли ребята жила собака Травка, когда-то она принадлежала леснику, а после его смерти осталась одна. Тоскливо ей было и она частенько выла. Этот вой услышал волк и решил ее поймать, но в тот самый момент когда ее можно было схватить собака помчалась за зайцем. Митраша шел незаметной тропкой и попал в болото, хорошо сообразил бросить ружье плашмя, на нем и держался пока его случайно не нашла Травка. Тут из-за кустов появился волк, Митраша не долго думая выстрелил и убил его. Пока брат бродил по болоту Настя насобирала ягод. Вернувшись домой дети рассказали о своем приключении. Мало кто им поверил, но некоторые особо любопытные отправились в лес и привезли волка. Теперь «мужичка в мешочке» зауважали еще больше. Вовсе не обязательно быть взрослым и опытным, чтобы убить матерого волка с которым не могла справиться специальная бригада, достаточно немного везения.
в июль катилось лето,
была жара,
жара плыла -
на даче было это.
Пригорок Пушкино горбил
Акуловой горою,
а низ горы -
деревней был,
кривился крыш корою.
А за деревнею -
дыра,
и в ту дыру, наверно,
спускалось солнце каждый раз,
медленно и верно.
А завтра
снова
мир залить
вставало солнце ало.
И день за днем
ужасно злить
меня
вот это
стало.
И так однажды разозлясь,
что в страхе все поблекло,
в упор я крикнул солнцу:
"Слазь!
довольно шляться в пекло!"
Я крикнул солнцу:
"Дармоед!
занежен в облака ты,
а тут - не знай ни зим, ни лет,
сиди, рисуй плакаты!"
Я крикнул солнцу:
"Погоди!
послушай, златолобо,
чем так,
без дела заходить,
ко мне
на чай зашло бы!"
Что я наделал!
Я погиб!
Ко мне,
по доброй воле,
само,
раскинув луч-шаги,
шагает солнце в поле.
Хочу испуг не показать -
и ретируюсь задом.
Уже в саду его глаза.
Уже проходит садом.
В окошки,
в двери,
в щель войдя,
валилась солнца масса,
ввалилось;
дух переведя,
заговорило басом:
"Гоню обратно я огни
впервые с сотворенья.
Ты звал меня?
Чаи гони,
гони, поэт, варенье!"
Слеза из глаз у самого -
жара с ума сводила,
но я ему -
на самовар:
"Ну что ж,
садись, светило!"
Черт дернул дерзости мои
орать ему,-
сконфужен,
я сел на уголок скамьи,
боюсь - не вышло б хуже!
Но странная из солнца ясь
струилась,-
и степенность
забыв,
сижу, разговорясь
с светилом
постепенно.
Про то,
про это говорю,
что-де заела Роста,
а солнце:
"Ладно,
не горюй,
смотри на вещи просто!
А мне, ты думаешь,
светить
легко.
- Поди, попробуй! -
А вот идешь -
взялось идти,
идешь - и светишь в оба!"
Болтали так до темноты -
до бывшей ночи то есть.
Какая тьма уж тут?
На "ты"
мы с ним, совсем освоясь.
И скоро,
дружбы не тая,
бью по плечу его я.
А солнце тоже:
"Ты да я,
нас, товарищ, двое!
Пойдем, поэт,
взорим,
вспоем
у мира в сером хламе.
Я буду солнце лить свое,
а ты - свое,
стихами".
Стена теней,
ночей тюрьма
под солнц двустволкой пала.
Стихов и света кутерьма
сияй во что попало!
Устанет то,
и хочет ночь
прилечь,
тупая сонница.
Вдруг - я
во всю светаю мочь -
и снова день трезвонится.
Светить всегда,
светить везде,
до дней последних донца,
светить -
и никаких гвоздей!
Вот лозунг мой
и солнца!
Тут везде рифма, бери любую
Вот как-то весной собрались ребята в лес за клюквой, в это время ягода бывает сладкая. Как только сошел снег ее видимо не видимо на полянках, которые называют кладовые солнца. Дети вспомнили про одно место, где этой ягоды можно насобирать целое ведро с одного метра. Сперва они шли вместе пока не дошли до развилки. Там Настя пошла по широкой дорожке, а Митраша выбрал на узкую тропинку. Заблудиться он не боялся, так как взял с собой и компас и даже ружье. За то что мальчик был собранный и всегда старался запастись нужными вещами его прозвали «мужичок в мешочке».
В лесу через который шли ребята жила собака Травка, когда-то она принадлежала леснику, а после его смерти осталась одна. Тоскливо ей было и она частенько выла. Этот вой услышал волк и решил ее поймать, но в тот самый момент когда ее можно было схватить собака помчалась за зайцем.
Митраша шел незаметной тропкой и попал в болото, хорошо сообразил бросить ружье плашмя, на нем и держался пока его случайно не нашла Травка. Тут из-за кустов появился волк, Митраша не долго думая выстрелил и убил его. Пока брат бродил по болоту Настя насобирала ягод.
Вернувшись домой дети рассказали о своем приключении. Мало кто им поверил, но некоторые особо любопытные отправились в лес и привезли волка. Теперь «мужичка в мешочке» зауважали еще больше.
Вовсе не обязательно быть взрослым и опытным, чтобы убить матерого волка с которым не могла справиться специальная бригада, достаточно немного везения.