Цветник женщины, которая умела колдовать Герда, нигде не найдя Кая, долго плакала. Все вокруг решили, что Кай утонул в реке. Но, когда наступила весна, солнечный свет и ласточки сказали Герде, что не верят в то, что Кай умер. В конце концов она и сама перестала в это верить и решила отправиться на его поиски. Девочка надела свои новые красные башмачки и пошла к реке спрашивать о Кае. Она решила отдать реке свои башмачки, только бы она вернула ей друга. Но река не приняла дар Герды, поскольку Кая у нее не было. Девочка же решила, что бросила башмачки недостаточно далеко в воду, и влезла в лодку, чтобы бросить башмачки на середине реки, но лодка не была привязана и унесла Герду. Девочка испугалась, но потом подумала, что река, возможно, принесет ее к Каю. Она приплыла к большому вишневому саду, в котором находился домик с соломенной крышей, с красными и синими стеклами в окошках. Из домика вышла очень старая женщина с клюкой, в большой соломенной шляпе, расписанной чудесными цветами. Она Герду, которая рассказала ей обо всем. Старушка увела девочку к себе, а дверь заперла на ключ. У нее в доме было очень красиво. Старушка угощала Герду вишнями и расчесывала ей волосы золотым гребешком. Чем дольше она расчесывала кудри своей гостьи, тем больше та забывала Кая. Старушка была колдуньей и теперь решила сделать все так, чтобы девочка осталась у нее. Для этого она «пошла в сад, дотронулась клюкой до всех розовых кустов, и те как стояли в полном цвету, так все и ушли глубоко-глубоко в землю». Сделала это она для того, чтобы розы не напоминали Герде о ее жизни. Девочке прекрасно жилось у колдуньи, часто играла в ее чудесном цветнике на солнце много времени, и Герда начала задумываться о том, какого цветка не хватает в саду старушки. Рассматривая соломенную шляпу колдуньи, она заметила на ней самый красивый цветок — розу и побежала в сад, чтобы найти такой же, но роз нигде не было. Герда опустилась на землю и заплакала, и ее слезы падали как раз на то место, где когда-то был розовый куст. Как только слезы увлажнили земли, куст роз в один миг вырос такой же цветущий, как раньше. Герда вспомнила о Кае и том, что его необходимо найти. Она спросила у роз, которые побывали под землей, не видели ли они среди умерших Кая. Розы ответили, что нет. Герда решила бежать, и, когда она выбралась за калитку чудесного сада старушки, в котором было лето, то увидела, что на дворе уже была поздняя осень. Она решила спешить в своих поисках и отправилась в путь.
Главы | Географические образы в первом пейзаже второго тома «Мертвых душ»
Новое литературное обозрение
НОВОЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ
1478
17
Отрывок из книги филолога Инги Видугирите, посвященный влиянию литературного творчества Гоголя и идей немецкого романтизма на становление географии
Совместно с издательством «Новое литературное обозрение» мы публикуем отрывок из книги филолога Инги Видугирите «Гоголь и географическое воображение романтизма», посвященной зарождению принципов, которые легли в основу географической науки в России.
В истории интерпретации пейзажа второго тома «Мертвых душ» наметились два направления. С одной стороны, в силу поражающей зрелищности описания он соотносился с той или иной живописной традицией. Так, Р. Магуайр считал, что Гоголь здесь возвратился к своему раннему дистанцированному видению природы как произведения живописи, которое имело место в его украинских повестях. Одним из признаков такого видения исследователь считал удаленность субъекта от представляемой картины и вынесение точки зрения вверх. Последний прием, по мнению Магуайра, Гоголь заимствовал у барокко, для живописи которого характерны драматические взлеты и падения[1 ]Maguire R. A. Exploring Gogol. P. 105, 327–328. К аналогиям с живописью в анализе данного пейзажа обратился и А. В. Крейцер, который обнаружил в нем воплощение свойственной иконописи обратной перспективы, выделил в нем два живописных слоя — средневековый и барочный, соотнес его структуру с принципами хогартовской «линии красоты» и сделал заключение о выраженной в нем идее софийной красоты природы[2 ]Крейцер A. В. О «живописности» прозы Н. В. Гоголя // Гоголевский сборник / Под ред. С. А. Гончарова. СПб., 1994. Вып. 2. С. 39–52..
.
Однако у этого пейзажа, как и у других пейзажей второго тома, есть черта, которая не исчерпывается аллегорическим толкованием, — это географическая и ботаническая конкретика, отразившая стремление Гоголя наделить художественное пространство реальными географическими чертами. Как и в исторических украинских повестях, Гоголь создает географический пейзаж как один из аспектов российской действительности, к точному воспроизведению которой он стремился, продолжая «Мертвые души». Метафора земного рая построена на конкретном географическом содержании, которое не следует игнорировать, пробиваясь к многомерности смысла пейзажа.
Географическую составляющую пейзажа можно ощутить по геологическим и биологическим характеристикам горного массива, с которого начинается описание, и по ряду наименований растительного мира, который и по структуре напоминает перечисления пород деревьев, кустов и трав в ботанических справочниках. Тем более географическая основа пейзажа ощутима в его соотнесении с конспектом писателя из «Путешествия по разным провинциям Российской империи» П. С. Палласа. А. О. Смирнова-Россет вспоминала, что Гоголь восхищался познаниями Палласа в геологии и ботанике и был уверен, что с его «Путешествием…» он «точно проехался по России от Питера до Крыма»[6 ]Смирнова-Россет А. О. Дневник. Воспоминания / Изд. подгот. С. В. Житомирская. М., 1989. С. 69–70..
Гоголевский конспект охватывает все путешествие Палласа, описание которого начиналось с выезда из Петербурга, через Москву по Волге до Самары, далее в Сибирь до озера Байкал и на обратном пути заканчивалось зимовкой в Царицыне.
С гоголевского конспекта из Палласа можно с большой долей вероятности определить, «какая глушь и какой закоулок» (VII, 7) описываются в первом пейзаже второго тома «Мертвых душ»[8 ]Упоминаемый в описании Гоголя балкон, с которого наблюдается пейзаж, возможно, возник на основе рассказов о симбирской усадьбе Языковых, господский дом в которой имел большой балкон с открывающимся великолепным видом. Об этом писатель мог знать от поэта Н. М. Языкова, а также от жившего в этом имении П. М. Языкова, с которым Гоголь переписывался и от которого получал интересовавшие его статистические и этнографические сведения. Переписка между Гоголем и П. М. Языковым утрачена, но полученная писателем информация сохранилась в записной книжке Гоголя 1841–1844 гг. Комментаторы второго тома «Мертвых душ» в Полном собрании сочинений считают, что в истории создания второго тома «заметкам Языкова вообще принадлежит немаловажное значение: знакомя Гоголя с средним Поволжьем, они придали соответствующий местный колорит не только доминирующему в уцелевших главах пейзажу, но и внесенным туда чертам быта, народной речи и т. д.»
Пересказ 3 главы Снежная Королева
Объяснение:
История третья:
Цветник женщины, которая умела колдовать Герда, нигде не найдя Кая, долго плакала. Все вокруг решили, что Кай утонул в реке. Но, когда наступила весна, солнечный свет и ласточки сказали Герде, что не верят в то, что Кай умер. В конце концов она и сама перестала в это верить и решила отправиться на его поиски. Девочка надела свои новые красные башмачки и пошла к реке спрашивать о Кае. Она решила отдать реке свои башмачки, только бы она вернула ей друга. Но река не приняла дар Герды, поскольку Кая у нее не было. Девочка же решила, что бросила башмачки недостаточно далеко в воду, и влезла в лодку, чтобы бросить башмачки на середине реки, но лодка не была привязана и унесла Герду. Девочка испугалась, но потом подумала, что река, возможно, принесет ее к Каю. Она приплыла к большому вишневому саду, в котором находился домик с соломенной крышей, с красными и синими стеклами в окошках. Из домика вышла очень старая женщина с клюкой, в большой соломенной шляпе, расписанной чудесными цветами. Она Герду, которая рассказала ей обо всем. Старушка увела девочку к себе, а дверь заперла на ключ. У нее в доме было очень красиво. Старушка угощала Герду вишнями и расчесывала ей волосы золотым гребешком. Чем дольше она расчесывала кудри своей гостьи, тем больше та забывала Кая. Старушка была колдуньей и теперь решила сделать все так, чтобы девочка осталась у нее. Для этого она «пошла в сад, дотронулась клюкой до всех розовых кустов, и те как стояли в полном цвету, так все и ушли глубоко-глубоко в землю». Сделала это она для того, чтобы розы не напоминали Герде о ее жизни. Девочке прекрасно жилось у колдуньи, часто играла в ее чудесном цветнике на солнце много времени, и Герда начала задумываться о том, какого цветка не хватает в саду старушки. Рассматривая соломенную шляпу колдуньи, она заметила на ней самый красивый цветок — розу и побежала в сад, чтобы найти такой же, но роз нигде не было. Герда опустилась на землю и заплакала, и ее слезы падали как раз на то место, где когда-то был розовый куст. Как только слезы увлажнили земли, куст роз в один миг вырос такой же цветущий, как раньше. Герда вспомнила о Кае и том, что его необходимо найти. Она спросила у роз, которые побывали под землей, не видели ли они среди умерших Кая. Розы ответили, что нет. Герда решила бежать, и, когда она выбралась за калитку чудесного сада старушки, в котором было лето, то увидела, что на дворе уже была поздняя осень. Она решила спешить в своих поисках и отправилась в путь.
ответ:Жить долго
Войти
donate-bar-img
ПОСТНАУКЕ 8 ЛЕТ!
ЛУЧШИЙ ПОДАРОК — ВАША ПОДДЕРЖКА
В ДРУГОЙ РАЗ
ПОСТНАУКЕ
ЖУРНАЛ
Главы | Географические образы в первом пейзаже второго тома «Мертвых душ»
Новое литературное обозрение
НОВОЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ
1478
17
Отрывок из книги филолога Инги Видугирите, посвященный влиянию литературного творчества Гоголя и идей немецкого романтизма на становление географии
Совместно с издательством «Новое литературное обозрение» мы публикуем отрывок из книги филолога Инги Видугирите «Гоголь и географическое воображение романтизма», посвященной зарождению принципов, которые легли в основу географической науки в России.
В истории интерпретации пейзажа второго тома «Мертвых душ» наметились два направления. С одной стороны, в силу поражающей зрелищности описания он соотносился с той или иной живописной традицией. Так, Р. Магуайр считал, что Гоголь здесь возвратился к своему раннему дистанцированному видению природы как произведения живописи, которое имело место в его украинских повестях. Одним из признаков такого видения исследователь считал удаленность субъекта от представляемой картины и вынесение точки зрения вверх. Последний прием, по мнению Магуайра, Гоголь заимствовал у барокко, для живописи которого характерны драматические взлеты и падения[1 ]Maguire R. A. Exploring Gogol. P. 105, 327–328. К аналогиям с живописью в анализе данного пейзажа обратился и А. В. Крейцер, который обнаружил в нем воплощение свойственной иконописи обратной перспективы, выделил в нем два живописных слоя — средневековый и барочный, соотнес его структуру с принципами хогартовской «линии красоты» и сделал заключение о выраженной в нем идее софийной красоты природы[2 ]Крейцер A. В. О «живописности» прозы Н. В. Гоголя // Гоголевский сборник / Под ред. С. А. Гончарова. СПб., 1994. Вып. 2. С. 39–52..
.
Однако у этого пейзажа, как и у других пейзажей второго тома, есть черта, которая не исчерпывается аллегорическим толкованием, — это географическая и ботаническая конкретика, отразившая стремление Гоголя наделить художественное пространство реальными географическими чертами. Как и в исторических украинских повестях, Гоголь создает географический пейзаж как один из аспектов российской действительности, к точному воспроизведению которой он стремился, продолжая «Мертвые души». Метафора земного рая построена на конкретном географическом содержании, которое не следует игнорировать, пробиваясь к многомерности смысла пейзажа.
Географическую составляющую пейзажа можно ощутить по геологическим и биологическим характеристикам горного массива, с которого начинается описание, и по ряду наименований растительного мира, который и по структуре напоминает перечисления пород деревьев, кустов и трав в ботанических справочниках. Тем более географическая основа пейзажа ощутима в его соотнесении с конспектом писателя из «Путешествия по разным провинциям Российской империи» П. С. Палласа. А. О. Смирнова-Россет вспоминала, что Гоголь восхищался познаниями Палласа в геологии и ботанике и был уверен, что с его «Путешествием…» он «точно проехался по России от Питера до Крыма»[6 ]Смирнова-Россет А. О. Дневник. Воспоминания / Изд. подгот. С. В. Житомирская. М., 1989. С. 69–70..
Гоголевский конспект охватывает все путешествие Палласа, описание которого начиналось с выезда из Петербурга, через Москву по Волге до Самары, далее в Сибирь до озера Байкал и на обратном пути заканчивалось зимовкой в Царицыне.
С гоголевского конспекта из Палласа можно с большой долей вероятности определить, «какая глушь и какой закоулок» (VII, 7) описываются в первом пейзаже второго тома «Мертвых душ»[8 ]Упоминаемый в описании Гоголя балкон, с которого наблюдается пейзаж, возможно, возник на основе рассказов о симбирской усадьбе Языковых, господский дом в которой имел большой балкон с открывающимся великолепным видом. Об этом писатель мог знать от поэта Н. М. Языкова, а также от жившего в этом имении П. М. Языкова, с которым Гоголь переписывался и от которого получал интересовавшие его статистические и этнографические сведения. Переписка между Гоголем и П. М. Языковым утрачена, но полученная писателем информация сохранилась в записной книжке Гоголя 1841–1844 гг. Комментаторы второго тома «Мертвых душ» в Полном собрании сочинений считают, что в истории создания второго тома «заметкам Языкова вообще принадлежит немаловажное значение: знакомя Гоголя с средним Поволжьем, они придали соответствующий местный колорит не только доминирующему в уцелевших главах пейзажу, но и внесенным туда чертам быта, народной речи и т. д.»