Поймала кошка Соловья, В бедняжку когти запустила И, ласково его сжимая, говорила: "Соловушка, душа моя! Я слышу, что тебя везде за песни славят И с лучшими певцами рядом ставят. Мне говорит лиса-кума, Что голос у тебя так звонок и чудесен, Что от твоих прелестных песен Все пастухи, пастушки - без ума. Хотела б очень я сама Тебя послушать. Не трепещися так; не будь, мой друг, упрям; Не бойся: не хочу совсем тебя я кушать. Лишь спой мне что-нибудь: тебе я волю дам И отпущу гулять по рощам и лесам. В любви я к музыке тебе не уступаю. И часто, про себя мурлыча, засыпаю".
Меж тем мой бедный Соловей Едва-едва дышал в когтях у ней. "Ну, что же? - продолжает Кошка,- Пропой, дружок, хотя немножко". Но наш певец не пел, а только что пищал.
"Так этим-то леса ты восхищал!- С насмешкою она спросила.- Где ж эта чистота и сила, О коих все без умолку твердят? Мне скучен писк такой и от моих котят. Нет, вижу, что в пенье ты вовсе не искусен: Все без начала, без конца. Посмотрим, на зубах каков-то будешь вкусен!" И съела бедного певца - До крошки.
Сказать ли на ушко, яснее, мысль мою? Худые песни Соловью В когтях у Кошки.
Этой гармонии она не находит в доме своего мужа: «Да здесь все как будто из-под неволи» . К. отдали замуж юной, судьбу ее решила семья. Тогда она воспринимала это естественно, ведь таков обычай. К. готова подчиняться, но подчиняться с уважением и любовью. Попав к Кабановым, она видит, что уважать и любить ей здесь некого. Со временем в душе К. рождается новое отношение к миру и к себе: «Что-то во мне такое необыкновенное. Точно я снова жить начинаю… » Оно проявляется в ее самостоятельном выборе - любви к Борису. Но эту проснувшуюся любовь религиозная К. воспринимает как страшный грех. Поэтому К. всячески сопротивляется своему чувству, но ей не хватает сил и поддержки: «точно я стою над пропастью… , а удержаться мне не за что» .
Крылов - "Кошка и соловей"
Поймала кошка Соловья,
В бедняжку когти запустила
И, ласково его сжимая, говорила:
"Соловушка, душа моя!
Я слышу, что тебя везде за песни славят
И с лучшими певцами рядом ставят.
Мне говорит лиса-кума,
Что голос у тебя так звонок и чудесен,
Что от твоих прелестных песен
Все пастухи, пастушки - без ума.
Хотела б очень я сама
Тебя послушать.
Не трепещися так; не будь, мой друг, упрям;
Не бойся: не хочу совсем тебя я кушать.
Лишь спой мне что-нибудь: тебе я волю дам
И отпущу гулять по рощам и лесам.
В любви я к музыке тебе не уступаю.
И часто, про себя мурлыча, засыпаю".
Меж тем мой бедный Соловей
Едва-едва дышал в когтях у ней.
"Ну, что же? - продолжает Кошка,-
Пропой, дружок, хотя немножко".
Но наш певец не пел, а только что пищал.
"Так этим-то леса ты восхищал!-
С насмешкою она спросила.-
Где ж эта чистота и сила,
О коих все без умолку твердят?
Мне скучен писк такой и от моих котят.
Нет, вижу, что в пенье ты вовсе не искусен:
Все без начала, без конца.
Посмотрим, на зубах каков-то будешь вкусен!"
И съела бедного певца -
До крошки.
Сказать ли на ушко, яснее, мысль мою?
Худые песни Соловью
В когтях у Кошки.