Семилетний мальчик крепко держит за руку подростка...
Когда молодой уральский писатель Владислав Крапивин "дорастет" до солидного, толстого "Избранного", на обложке можно будет изобразить этих ребят. Потому что они шагают из одной крапивинской книги в другую. И именно так — держась за руки.
В стране, именуемой "Детство" и включающей в себя широкий круг подданных — от дошколят до почти юношей, —каждый детский писатель обычно выбирает какой-то свой, излюбленный возраст. У Крапивина их два. Он пристальнее всего присматривается, во-первых, к тем, кто только-только переступил школьный порог или еще готовится его переступить, к семи-восьмилетним ребятишкам ("малыши", зовет он их). И, во-вторых, к тем ребятам, которые уже постигли первые премудрости школьной науки, сложности дворовой жизни (и просто — жизни), крепко стоят на ногах, но и не порвали еще связей, интересов, увлечений, забот, соединяющих их с малышами. Это — возраст одиннадцати-двенадцатилетних.
Вот эта-то неразлучная пара и встречается почти во всех книгах Крапивина.
Это Алька и Лапа ("Брат, которому семь").
Это Илька и Генка ("Та сторона, где ветер").
Кашка и Володя ("Оруженосец Кашка").
Владик и Павлик ("Тень каравеллы").
Андрюшка и Валька ("Валькины друзья и паруса").
Безымянный малыш с бидоном и мальчик, рисующий созвездия на зонтах ("Звёзды под дождем").
Они носят разные имена, различаются характерами, живут в разных городах. Устойчиво, неизменно и этих ребячьих парах только одно — возрастное соотношение.
Есть в книгах Крапивина и еще одна — тоже постоянная —особенность.
Правда, вряд ли правильно говорить "еще одна". Вторая особенность — как бы продолжение, развитие первой. Она — точка приложения сил и интересов двух любимых героев Крапивина. Она — то, благодаря чему раскрываются их характеры, благодаря чему становится ясно, зачем писателю понадобилось многократно испытывать прочность и естественность этого двуединого ребячьего союза.
Какова же эта "точка приложения" в книгах Крапивина?
Школа? Нет. Она занимает не очень значительное место в жизни крапивинских персонажей, вернее — в той стороне их жизни, которая высвечена писателем. Собственно, лишь в одной повести — "Валькины друзья и паруса" — школа является не только фоном и антуражем, а вмешивается в сюжет, да и то это всего лишь недолгий конфликт с учителями.
Тогда, может быть, речь идет о пробуждении чувств? В какой-то мере, разумеется, так оно и есть (как обойтись без этого?), однако все же главное в повестях и рассказах Крапивина не психологическое исследование ребячьих взаимоотношений, не кропотливое изображение внутренней жизни детей.
Нельзя сказать и того, чтобы стихией Крапивина был юмор. Есть, правда, исключение — веселый рассказ "Бегство рогатых викингов", но это именно исключение.
Стихия Крапивина, стихия его героев — игра.
Его мир, вернее, его участок в огромном мире детства и детской литературы — это круг ребят-романтиков, увлеченных необычными делами и профессиями. Ребята в произведениях Крапивина не просто играют, как все дети. Их игры не вполне обычны: если они запускают воздушных змеев, то таких, с которых можно переговариваться друг с другом; если они стреляют из самодельных луков, то устраивают в конце концов всеобщее стрелковое соревнование "непобедимого рыцарского ордена стрелков из лука"; если сооружают кораблики или вырезают из бумаги каравеллу, то не только для того, чтобы пускать эти кораблики в весенних лужах. Нет, их каравелла будет скользить по всем морям и океанам висящей на стене географической карты, будет отбрасывать свою тень на голубые пятна, испещренные экзотическими, манящими названиями.
Это не игры на час, о которых быстро забывают, которые легко меняют на новую привязанность — мяч или самокат. Это нескончаемая творческая увлеченность, и она ведет ребенка прямой дорогой от игры к серьезным исследованиям и жизненному призванию:
«Гражданин Новоскольцев Тимофей Макарович, одна тысяча девятисотого года рождения, бывший плотник, сейчас пенсионер. Тимофей Макарович двадцать пятого сентября пришёл домой в состоянии алкогольного опьянения. В это время семья вместе с гостями смотрела телевизор. Тимофей Макарович тоже стал смотреть телевизор. Передача ему не понравилась, потом он сказал: «Таких плотников не бывает». Все попросили Тимофея не мешать смотреть телевизор, но он продолжал возмущаться: «Руки, говорит, у плотников совсем не такие». Его еще раз попросили не мешать. Тогда Тимофей Макарович снял с ноги правый сапог (размер 43—45, яловый) и разбил экран у телевизора. Лейтенант милиции.»
Объяснение:
Семилетний мальчик крепко держит за руку подростка...
Когда молодой уральский писатель Владислав Крапивин "дорастет" до солидного, толстого "Избранного", на обложке можно будет изобразить этих ребят. Потому что они шагают из одной крапивинской книги в другую. И именно так — держась за руки.
В стране, именуемой "Детство" и включающей в себя широкий круг подданных — от дошколят до почти юношей, —каждый детский писатель обычно выбирает какой-то свой, излюбленный возраст. У Крапивина их два. Он пристальнее всего присматривается, во-первых, к тем, кто только-только переступил школьный порог или еще готовится его переступить, к семи-восьмилетним ребятишкам ("малыши", зовет он их). И, во-вторых, к тем ребятам, которые уже постигли первые премудрости школьной науки, сложности дворовой жизни (и просто — жизни), крепко стоят на ногах, но и не порвали еще связей, интересов, увлечений, забот, соединяющих их с малышами. Это — возраст одиннадцати-двенадцатилетних.
Вот эта-то неразлучная пара и встречается почти во всех книгах Крапивина.
Это Алька и Лапа ("Брат, которому семь").
Это Илька и Генка ("Та сторона, где ветер").
Кашка и Володя ("Оруженосец Кашка").
Владик и Павлик ("Тень каравеллы").
Андрюшка и Валька ("Валькины друзья и паруса").
Безымянный малыш с бидоном и мальчик, рисующий созвездия на зонтах ("Звёзды под дождем").
Они носят разные имена, различаются характерами, живут в разных городах. Устойчиво, неизменно и этих ребячьих парах только одно — возрастное соотношение.
Есть в книгах Крапивина и еще одна — тоже постоянная —особенность.
Правда, вряд ли правильно говорить "еще одна". Вторая особенность — как бы продолжение, развитие первой. Она — точка приложения сил и интересов двух любимых героев Крапивина. Она — то, благодаря чему раскрываются их характеры, благодаря чему становится ясно, зачем писателю понадобилось многократно испытывать прочность и естественность этого двуединого ребячьего союза.
Какова же эта "точка приложения" в книгах Крапивина?
Школа? Нет. Она занимает не очень значительное место в жизни крапивинских персонажей, вернее — в той стороне их жизни, которая высвечена писателем. Собственно, лишь в одной повести — "Валькины друзья и паруса" — школа является не только фоном и антуражем, а вмешивается в сюжет, да и то это всего лишь недолгий конфликт с учителями.
Тогда, может быть, речь идет о пробуждении чувств? В какой-то мере, разумеется, так оно и есть (как обойтись без этого?), однако все же главное в повестях и рассказах Крапивина не психологическое исследование ребячьих взаимоотношений, не кропотливое изображение внутренней жизни детей.
Нельзя сказать и того, чтобы стихией Крапивина был юмор. Есть, правда, исключение — веселый рассказ "Бегство рогатых викингов", но это именно исключение.
Стихия Крапивина, стихия его героев — игра.
Его мир, вернее, его участок в огромном мире детства и детской литературы — это круг ребят-романтиков, увлеченных необычными делами и профессиями. Ребята в произведениях Крапивина не просто играют, как все дети. Их игры не вполне обычны: если они запускают воздушных змеев, то таких, с которых можно переговариваться друг с другом; если они стреляют из самодельных луков, то устраивают в конце концов всеобщее стрелковое соревнование "непобедимого рыцарского ордена стрелков из лука"; если сооружают кораблики или вырезают из бумаги каравеллу, то не только для того, чтобы пускать эти кораблики в весенних лужах. Нет, их каравелла будет скользить по всем морям и океанам висящей на стене географической карты, будет отбрасывать свою тень на голубые пятна, испещренные экзотическими, манящими названиями.
Это не игры на час, о которых быстро забывают, которые легко меняют на новую привязанность — мяч или самокат. Это нескончаемая творческая увлеченность, и она ведет ребенка прямой дорогой от игры к серьезным исследованиям и жизненному призванию:
«Гражданин Новоскольцев Тимофей Макарович, одна тысяча девятисотого года рождения, бывший плотник, сейчас пенсионер. Тимофей Макарович двадцать пятого сентября пришёл домой в состоянии алкогольного опьянения. В это время семья вместе с гостями смотрела телевизор. Тимофей Макарович тоже стал смотреть телевизор. Передача ему не понравилась, потом он сказал: «Таких плотников не бывает». Все попросили Тимофея не мешать смотреть телевизор, но он продолжал возмущаться: «Руки, говорит, у плотников совсем не такие». Его еще раз попросили не мешать. Тогда Тимофей Макарович снял с ноги правый сапог (размер 43—45, яловый) и разбил экран у телевизора. Лейтенант милиции.»
Объяснение: