в тоске по юности моей
и в муках разрушенья невозвратных дней
припомнив впечатленья.
одно из них я полюбил
будить в душе суровой,
одну из множества могил
оплакал скорбью
я помню: занавесь взвилась,
толпа угомонилась -
и ты на сцену в первый раз,
как светлый день, явилась.
театр гремел: и дилетант,
и скептик хладнокровный
твое искусство, твой талант
почтили данью ровной.
и точно, мало я видал
красивее головок;
твой голос ласково звучал,
твой каждый шаг был ловок;
дышали милые черты
счастливым детским
но лучше б воротилась ты
со сцены с неуспехом!
увы, наивна ты была,
вступая за кулисы,-
ты благородно поняла
призвание актрисы:
исканья старых богачей
и молодых нахалов
куплеты бледных рифмачей
и вздохи театралов -
ты всё заперлась
ты феей недоступной -
и вся искусству предалась
душою неподкупной.
и что ж? обижены тобой,
лишенные надежды,
отмстить решились клеветой
бездушные невежды!
переходя из уст в уста,
коварна и бесчестна,
крылатым змеем клевета
носилась повсеместно -
и всё заговорило
посыпались ,
стихи и письма, и подруг
нетонкие
душа твоя была нежна,
прекрасна, как и тело,
клевет не вынесла она,
врагов не одолела!
их говор лишь тогда затих,
как смерть тебя
ты до последних дней своих
со сцены не сходила.
в сознаньи светлой красоты
и творческого чувства
восторг толпы любила ты,
любила ты искусство,
любила твой закат
был странен и прекрасен:
горел огнем глубокий взгляд,
пронзителен и ясен;
пылали щеки; голос стал
богаче страстью
увы! театр рукоплескал
с тоскою безнадежной!
сама ты знала свой удел,
но до конца, как прежде
твой голос, погасая, пел
о счастье и надежде.
не так ли звездочка в ночи,
срываясь, упадает
и на лету свои лучи
последние
какие средства выразительности и размер строфы?
