1. Этика - учение о морали и нравственности Важнейшей сферой взаимоотношения человека и общества является мораль, нравственность как особый практически-духовного освоения человеком действительности. Совесть и доброта, честь и достоинство, долг и ответственность образуют ценностный каркас нравственной культуры человека и общества. Во все времена нравственные ценности и идеалы выражали глубочайшие устремления человечества, открывали перспективу совершенствования общества, придавали человеческой жизни высокий духовный смысл. Эти стремления отразились в мифах и легендах, былинах и сказаниях в религиозных исканиях о добре и зле, человеческом предназначении, цели и смысле жизни человека. Однако лишь в этике как философском учении мир нравственных ценностей становится предметом специального постижения. Это вопросы о том, как и во имя чего следует жить, чем руководствоваться и каким образом оценивать правильность или неправильность человеческих поступков и всего поведения в целом. Поэтому изучение этики необходимо каждому вступающему в жизнь человеку, хотя, разумеется, этика не делает человека автоматически лучше, добрее и порядочнее, справедливее и благороднее. Она лишь развить моральное самосознание личности, пробудить в человеке чувство личной ответственности за свое моральное самосовершенствование и учит сознательному и самостоятельному разрешению нравственных задач. Ведь научиться добру, состраданию, бескорыстию и справедливости на уроке невозможно, поэтому этическое просвещение стремится привлечь внимание человека к вопросам морали, привить интерес к высшим ценностям жизни, развить интеллектуальные основания нравственной культуры личности. Следует отметить, что слова "этика", "мораль", "нравственность" зачастую в обыденном и нестрогом словоупотреблении используются как синонимы, имеющие одинаковые значения. Однако в философии мораль, или нравственность, рассматриваются как определённая сфера духовной культуры и жизни общества, образующая предмет изучения и исследования этики. Этика, поэтому, есть учение о морали и нравственности, подобно тому, как языкознание есть учение о языке, а правоведение - о праве. В первом приближении мораль можно определить как совокупность правил и норм поведения, которыми руководствуются люди в жизни. В своей совокупности эти правила и нормы образуют некий нравственно-идеальный порядок, правильный и справедливый образ жизни и поведения человека. Поэтому мораль можно представить как идеальную модель правильного, должного поведения человека. Понятно, что она предполагает человека свободно выбирать линию поведения и умение следовать этому идеальному порядку. Поэтому мораль включает также наличие у человека "добродетелей" - качеств, делающих человека к нравственной жизни, выражающих наличие у него внутреннего уважения к нравственным ценностям, потребности в самоуважении и достоинстве. Это доброта, отзывчивость, верность долгу, великодушие и мужество, благородство и бескорыстие и другие. Не менее важную характеристику морали составляет сопоставление и оценка поведения человека, его моральных качеств и нравственно-идеальному порядку, то есть оценка явлений общественной жизни с позиций добра и зла, справедливости и человечности. Отсюда можно сделать вывод, что к сфере морали относятся достаточно разнородные явления - правила и нормы поведения, оценки, идеалы, ценности человека. Поэтому перед этикой стоит проблема нахождения общего основания многообразия проявлений морали, выяснение сущности нравственного освоения действительности для сознательного устройства жизни на началах добра, справедливости и человечности. Рассмотрение природы морали лучше начать с обращения к её истокам, историческим условиям её возникновения и развития. В истории этических учений можно условно выделить три основных направления, отличающиеся друг от друга по вопросу о происхождении и природе морали. Р е л и г и о з н а я этика считает, что нравственные ценности - нормы, принципы, идеалы, понятия о добре и зле,- даны человеку свыше, Богом, и имеют поэтому абсолютный, вечный и неизменный характер. Тогда сила морали оказывается основанной на воле и авторитете Бога, его всеведении и справедливости, всемогуществе и благости. В рамках такой этики люди с их приверженностью к простым житейским интересам не в состоянии без божественной ни выработать общего правильного понимания добра и принципов истинной человечности, ни следовать им. Поэтому жизнь без веры в Бога - это всегда лишь лучше или хуже замаскированная жестокая борьба людей за свои земные эгоистические интересы, вытекающие из их природно-телесного, чувственного и греховного бытия человека. И если бы не было Бога, жизнь человеческая давно стала бы невозможна. Однако Бог есть, и человек как лучшее его творение несёт в себе не только плотское, греховно-эгоистическое начало, но и нечто высшее, духовное - дух Божий, напоминающий человеку о себе голосом совести. .
ПИМЕН — центральный персонаж трагедии А. С.Пушкина "Борис Годунов» (1825), монах-летописец Чудова монастыря, "старец кроткий и смиренный», под началом которого состоит молодой инок Григорий Отрепьев, будущий Самозванец. Материал для этого образа (как и для других) Пушкин почерпнул из "Истории…» Н. М.Карамзина, а также из эпистолярной и житийной литературы XVI»Шв. (Например, рассказ П. о кончине Федора Иоанновича основан на сочинении патриарха Иова.) Пушкин писал, что характер П. не есть его изобретение: "В нем собрал я черты, пленившие меня в наших старых летописях». К этим чертам поэт отнес умилительную кротость, простодушие, нечто младенческое и вместе мудрое, усердие, набожность в отношении к власти царя, данной от Бога. П.— герой одной сцены, пятой картины трагедии. Роль П. относительно невелика. Однако функция этого персонажа в развитии сюжета, в сцеплениях идей, образов — важна и значительна. Коллизия трагедии в сцене с П. получает существенные прояснения.
Из рассказа Шуйского в первой картине известно о цареубийстве, совершенном в Угличе, назван его виновник — Борис Годунов. Но Шуйский — свидетель косвенный, заставший на месте событий "свежие следы». П.— единственный среди персонажей очевидец, видевший своими глазами зарезанного царевича, слышавший собственными ушами, как "под топором злодеи покаялись — и назвали Бориса». Для Шуйского гибель Димитрия тривиальна, как всякое политическое убийство, коим нет числа. В тех же понятиях мыслит и Воротынский, хотя его реакция более эмоциональна: "Ужасное злодейство!» Совсем другая (по тональности, по смыслу) оценка П.: "О страшное, невиданное горе!» Страшным и невиданным это горе является потому, что грех Бориса ложится на всех, к нему все оказываются причастными, ибо "владыкою себе цареубийцу мы нарекли». В словах П. не просто нравственная оценка, в которой нельзя отказать самому Годунову (муки совести терзают и его). П. судит бытийственно: преступление совершил один человек, а держать ответ надо всем. Предстоит невиданное горе, идущее на Русь, "настоящая беда государству московскому». ("Комедия о настоящей беде государства московского…» — одно из черновых названий пушкинской трагедии.) П. еще не знает, как проявится это горе, но его предчувствие делает монаха милосердным. Поэтому он наказывает потомкам быть смиренными: пускай они, поминая своих царей, "за грехи, за темные деянья смиренно умоляют».
Тут обнаруживается существенное отличие от "суда» Юродивого, отказавшего Борису в молитве. Симметрия этих образов, П. и Юродивого, давно замечена и исследована, в частности, В. М.Непомнящим. Однако близость персонажей не означает, что они одинаково выражают "глас народа», "глас божий». Реализм Пушкина в том и состоит, что каждый его герой имеет собственный "глас». Драматургия сцены в келье Чудова монастыря строится на контрасте спокойствия П. (постоянный эпитет: "минувшее < ...> спокойно и безмолвно», "его спокойный вид», "спокойно зрит на правых и виновных») и смятения Григория, чей "покой бесовское мечтанье тревожило». В продолжении всей сцены П. старается убедить Отрепьева в тщетности мирских утех и в блаженстве иноческого служения. Однако его воспоминания о весело проведенной молодости, о шумных пирах и боевых схватках только распаляют воображение Григория. Рассказ же о Димитрии, особенно неосторожное упоминание — "он был бы твой ровесник», — провоцируют "чудную мысль», которая определит дальнейший ход событий. П. как бы производит Григория в самозванцы, причем совершенно непреднамеренно. В теории драмы такое действие называется перипетией (согласно Аристотелю, "переменой делаемого в противоположность»). Вследствие перипетии завязка трагедии затягивается в драматургический узел. В опере М. П. Мусоргского "Борис Годунов» (1868-1872) роль П. была расширена. Ему композитор (и автор либретто) передал рассказ Патриарха (пятнадцатая картина трагедии — "Царская дума») о чудесном прозрении слепого пастуха перед гробом царевича Димитрия. В опере этот рассказ следует после сцены с Юродивым (в трагедии — перед ней) и становится последним ударом судьбы, карающей детоубийцу. Самые знаменитые исполнители роли П.— И. В.Самарин (Малый театр, 1880), В. И.Качалов (МХТ, 1907); в опере — В. Р.Петров (1905) иМ. Д.Михайлов(1936).
ПИМЕН — центральный персонаж трагедии А. С.Пушкина "Борис Годунов» (1825), монах-летописец Чудова монастыря, "старец кроткий и смиренный», под началом которого состоит молодой инок Григорий Отрепьев, будущий Самозванец. Материал для этого образа (как и для других) Пушкин почерпнул из "Истории…» Н. М.Карамзина, а также из эпистолярной и житийной литературы XVI»Шв. (Например, рассказ П. о кончине Федора Иоанновича основан на сочинении патриарха Иова.) Пушкин писал, что характер П. не есть его изобретение: "В нем собрал я черты, пленившие меня в наших старых летописях». К этим чертам поэт отнес умилительную кротость, простодушие, нечто младенческое и вместе мудрое, усердие, набожность в отношении к власти царя, данной от Бога. П.— герой одной сцены, пятой картины трагедии. Роль П. относительно невелика. Однако функция этого персонажа в развитии сюжета, в сцеплениях идей, образов — важна и значительна. Коллизия трагедии в сцене с П. получает существенные прояснения.
Из рассказа Шуйского в первой картине известно о цареубийстве, совершенном в Угличе, назван его виновник — Борис Годунов. Но Шуйский — свидетель косвенный, заставший на месте событий "свежие следы». П.— единственный среди персонажей очевидец, видевший своими глазами зарезанного царевича, слышавший собственными ушами, как "под топором злодеи покаялись — и назвали Бориса». Для Шуйского гибель Димитрия тривиальна, как всякое политическое убийство, коим нет числа. В тех же понятиях мыслит и Воротынский, хотя его реакция более эмоциональна: "Ужасное злодейство!» Совсем другая (по тональности, по смыслу) оценка П.: "О страшное, невиданное горе!» Страшным и невиданным это горе является потому, что грех Бориса ложится на всех, к нему все оказываются причастными, ибо "владыкою себе цареубийцу мы нарекли». В словах П. не просто нравственная оценка, в которой нельзя отказать самому Годунову (муки совести терзают и его). П. судит бытийственно: преступление совершил один человек, а держать ответ надо всем. Предстоит невиданное горе, идущее на Русь, "настоящая беда государству московскому». ("Комедия о настоящей беде государства московского…» — одно из черновых названий пушкинской трагедии.) П. еще не знает, как проявится это горе, но его предчувствие делает монаха милосердным. Поэтому он наказывает потомкам быть смиренными: пускай они, поминая своих царей, "за грехи, за темные деянья смиренно умоляют».
Тут обнаруживается существенное отличие от "суда» Юродивого, отказавшего Борису в молитве. Симметрия этих образов, П. и Юродивого, давно замечена и исследована, в частности, В. М.Непомнящим. Однако близость персонажей не означает, что они одинаково выражают "глас народа», "глас божий». Реализм Пушкина в том и состоит, что каждый его герой имеет собственный "глас». Драматургия сцены в келье Чудова монастыря строится на контрасте спокойствия П. (постоянный эпитет: "минувшее < ...> спокойно и безмолвно», "его спокойный вид», "спокойно зрит на правых и виновных») и смятения Григория, чей "покой бесовское мечтанье тревожило». В продолжении всей сцены П. старается убедить Отрепьева в тщетности мирских утех и в блаженстве иноческого служения. Однако его воспоминания о весело проведенной молодости, о шумных пирах и боевых схватках только распаляют воображение Григория. Рассказ же о Димитрии, особенно неосторожное упоминание — "он был бы твой ровесник», — провоцируют "чудную мысль», которая определит дальнейший ход событий. П. как бы производит Григория в самозванцы, причем совершенно непреднамеренно. В теории драмы такое действие называется перипетией (согласно Аристотелю, "переменой делаемого в противоположность»). Вследствие перипетии завязка трагедии затягивается в драматургический узел. В опере М. П. Мусоргского "Борис Годунов» (1868-1872) роль П. была расширена. Ему композитор (и автор либретто) передал рассказ Патриарха (пятнадцатая картина трагедии — "Царская дума») о чудесном прозрении слепого пастуха перед гробом царевича Димитрия. В опере этот рассказ следует после сцены с Юродивым (в трагедии — перед ней) и становится последним ударом судьбы, карающей детоубийцу. Самые знаменитые исполнители роли П.— И. В.Самарин (Малый театр, 1880), В. И.Качалов (МХТ, 1907); в опере — В. Р.Петров (1905) иМ. Д.Михайлов(1936).
Объяснение: