Савельич - старый покорный слуга Петруши Гринева. Преданный, он никогда не бросит и готов идти на самопожертвование. Например, вспомним как Гринева чуть не казнили. Савельич попросил Пугачева казнить себя, вместо Гринева. Это доказывает его преданность. Савельич добрый старик, он не любит раздавать вещи налево и направо. Вспомним, момент, когда Гринёв отдал заячий тулуп прохожему. Савельич на него строго посмотрел, но слово поперёк не сказал своему господину. Не очень он честен. Когда Гринёв проиграл мальчику сто рублей, Савельич не хотел, чтоб господин отдавал мальчику долг. Потом савельич долго злился на Петрушу, за то, что тот играл в карты. Добрый старичек.
Из полудесятка женских персонажей «Грозы» на первом плане, несомненно, характеры Марфы Игнатьевны Кабановой и ее невестки Катерины. Это два основных, во многом противоположных образа, которые в значительной мере формируют взгляд читателя и зрителя на весь мир, обозначенный Добролюбовым как темное царство. Как видно, Островский, в отличие от Добролюбова, не выводит Катерину за пределы патриархального мира, мало того, она немыслима без него. Разве можно представить Катерину без искреннего и глубокого религиозного чувства, без ее воспоминаний о родительском доме, в котором, вроде бы, все то же самое, что и в доме Кабановых, да не то, представить ее без ее певуче-песенного языка? Катерина воплощает в себе поэтическую сторону патриархального уклада русской жизни, лучшие качества русского национального характера. Но люди, которые ее окружают, в своих душевных свойствах страшно далеки от нее, особенно Кабаниха. Стоит сравнить их слова и действия. Речь Кабанихи нетороплива и монотонна, движения медленны; живые чувства просыпаются в ней только тогда, когда разговор касается обычаев и порядков старины, которые она яростно защищает. Кабаниха во всем опирается на авторитет старины, который представляется ей незыблемым, и ждет того же от окружающих. Ошибочно полагать, что Кабаниха подобно Дикому принадлежит к типу самодуров. Такая «самодурная пара» в драме была бы избыточной, а Островский не повторяется, каждый его образ — художественно уникален. Дикой психологически гораздо примитивнее, чем Марфа Игнатьевна, он больше соответствует типу самодура, открытому Островским в его ранних пьесах; Кабанова значительно сложнее. Ни одно из ее требований не продиктовано ее прихотью или капризом; она требует только неукоснительного соблюдения порядков, установленных обычаем и традициями. Эти обычаи и традиции заменяют ей юридические законы, диктуют незыблемые моральные правила. Сходным образом относится к традициям и Катерина, для нее эти обычаи и традиции, эти правила — святое, но в ее речи и поведении и в помине нет мертвенности Кабанихи, она очень эмоциональна, и традицию она тоже воспринимает эмоционально, как нечто живое и действенное. Переживания и чувства Катерины отражаются не только в ее словах — образ этот сопровождается многочисленными авторскими ремарками; в отношении Кабанихи Островский куда менее многословен. Главное различие между Катериной и Кабанихой, различие, которое разводит их на разные полюса, заключается в том, что следование традициям старины для Катерины является душевной потребностью, а для Кабанихи это попытка обрести необходимую и единственную опору в предчувствии крушения патриархального мира. Она не вдумывается в суть порядка, который оберегает, она выхолостила из него смысл, содержание, оставив только форму, превратив его тем самым в догму. Прекрасную сущность старинных традиций и обычаев она превратила в бессмысленный обряд, что сделало их противоестественными. Можно сказать, что Кабаниха в «Грозе» (так же, как и Дикой) олицетворяет собой явление, свойственное кризисному состоянию патриархального уклада жизни, а не присущие ему изначально. Мертвящее воздействие кабаних и диких на живую жизнь с особой очевидностью проявляется именно тогда, когда жизненные формы лишаются прежнего содержания и сохраняются уже как музейные реликвии. Катерина же представляет собой лучшие качества патриархальной жизни в их первозданной чистоте. Таким образом, Катерина принадлежит патриархальному миру — в его первоначальном значении — в гораздо большей степени, чем Кабаниха, Дикой и все остальные персонажи драмы. Художественное назначение последних — обрисовать причины обреченности на гибель патриархального мира настолько полно и многосторонне, насколько это возможно. Так, Варвара идет по линии наименьшего сопротивления — при к ситуации, принимает «правила игры» в «темном царстве» , в котором все построено на обмане и видимости. Она научилась обманывать и пользоваться случаем; она, как и Кабаниха,
Главное различие между Катериной и Кабанихой, различие, которое разводит их на разные полюса, заключается в том, что следование традициям старины для Катерины является душевной потребностью, а для Кабанихи это попытка обрести необходимую и единственную опору в предчувствии крушения патриархального мира. Она не вдумывается в суть порядка, который оберегает, она выхолостила из него смысл, содержание, оставив только форму, превратив его тем самым в догму. Прекрасную сущность старинных традиций и обычаев она превратила в бессмысленный обряд, что сделало их противоестественными. Можно сказать, что Кабаниха в «Грозе» (так же, как и Дикой) олицетворяет собой явление, свойственное кризисному состоянию патриархального уклада жизни, а не присущие ему изначально. Мертвящее воздействие кабаних и диких на живую жизнь с особой очевидностью проявляется именно тогда, когда жизненные формы лишаются прежнего содержания и сохраняются уже как музейные реликвии. Катерина же представляет собой лучшие качества патриархальной жизни в их первозданной чистоте.
Таким образом, Катерина принадлежит патриархальному миру — в его первоначальном значении — в гораздо большей степени, чем Кабаниха, Дикой и все остальные персонажи драмы. Художественное назначение последних — обрисовать причины обреченности на гибель патриархального мира настолько полно и многосторонне, насколько это возможно. Так, Варвара идет по линии наименьшего сопротивления — при к ситуации, принимает «правила игры» в «темном царстве» , в котором все построено на обмане и видимости. Она научилась обманывать и пользоваться случаем; она, как и Кабаниха,