Отечественная война 1812 года всколыхнула самосознание русского народа, пробудила интерес к собственной истории. В литературе стали популярными сюжеты на русские исторические темы, среди них — история о подвиге костромского крестьянина Ивана Сусанина. Известно, что поляки шли в Кострому, чтобы убить 16-летнего боярина Михаила Романова, но в пути они заплутали. Дорогу им вызвался показать крестьянин Иван Сусанин, но вместо этого завёл их в болото, где погиб вместе с ними[1][2][3].
Этот сюжет неоднократно встречается в литературе того времени, к нему обращались М. М. Херасков, А. А. Шаховской, С. Н. Глинка, позднее Н. А. Полевой (в драме «Костромские леса») и М. Н. Загоскин (по совету Жуковского). Особенно привлекла к себе внимание эта тема, воплощенная в книге «Думы» Рылеева. Ярко заметна близость глинкинской сцены в лесу монологу Сусанина из Рылеева[4].
История создания оперы[править | править вики-текст]
В 1815 году в Петербургском Большом театре состоялась премьера оперы Катерино Кавоса «Иван Сусанин». Автором либретто был Александр Шаховской. Опера была написана в стиле французской «опера комик» — диалоги занимали почти столько же места, сколько и музыка. В ней Сусанин оставался жив.
История создания этой оперы представляется несколько запутанной и противоречивой, однако факты говорят о следующем. В период заграничной поездки по Италии и Германии (1830—1834 гг.), предшествовавшей началу работы над оперой, Глинку неоднократно посещали мысли о создании произведения, проникнутого национальным духом.
Все написанные мною в угождение жителей Милана пьесы <...> убедили меня только в том, что я шел не своим путём, и что я искренно не мог быть итальянцем. Тоска по отчизне навела меня постепенно на мысль писать по-русски [5].
Эту же мысль Глинка высказывает в письме из Берлина к неустановленному адресату (S. T.):
Я думаю, что и я тоже мог бы подарить нашему театру достойное его произведение: пусть оно окажется не Бог весть чем, - я первый готов это допустить, - но это все же будет не так уж и плохо... Как ты полагаешь? Важнее всего найти сюжет. ; я, во всяком случае, хочу, чтобы все это было национальным, - прежде всего сюжет, а затем и музыка, так, чтобы мои дорогие соотечественники почувствовали себя дома, а за границей не приняли бы меня за хвастунишку и ворону в павлиньих перьях[6].
Вернувшись в Россию он задумал сочинять оперу по повести Василия Жуковского «Марьина роща», но вскоре её оставил ради будущей оперы «Жизнь за царя».
Князь В. Ф. Одоевский вспоминал, что первоначальный замысел произведения на этот сюжет был в жанре не оперы, а оратории.
Дело в том, что первая мысль Глинки была написать не оперу, - но нечто вроде картины, как говорил он, - или сценической оратории. Все музыкальное создание в главных чертах его было уже в голове: помнится, он хотел ограничиться лишь тремя картинами: сельской сценой, сценой польской и окончательным торжеством. В этом виде с первого раза проиграл он мне всю оперу, рассказывая содержание, припевая и импровизируя, чего недоставало на листках. Я был невольно поражен оригинальностью мелодий, свежестию оборотов, глубиною гармонических сочетаний[7].
Мы танцуем с тобой исключительно в темпе вальса, Исключительно синее платье скользит под твоей рукой, Но в движеньях твоих сквозит резкость танцора сальсы, Что привык в алом платье танцОвщицу видеть с собой.
Но ты сам выбрал музыку в этом белеющем зале, Сам придумал узорами вальса украсить паркет, И на нас удивленно смотрел целый зал в непонятной печали, От тебя ожидали лишь сальсу, со мной представляли балет.
Я иду за тобой, на повторе движения мыслей, И как будто впервые сбиваюсь в привычных шагах, Запинаюсь о смутные краски твоих жизней, Но лишь ярче танцую, забывшись в твоих руках.
И мы движемся вместе в одном круговом направленьи, Привыкая в глаза не смотреть и по выбранной схеме идти И не в такт за плечами твоими танцует виденье, Той танцовщицы в красном, с кем ваши сплелись пути.
С каждым шагом ее ты сбиваешься с нашего ритма, Я же знаю, что ты так устал этот вальс танцевать. Ты шагами выводишь свое столь любимое: «Рита» Я держу твою руку, не в силах души удержать.
А музыка шепчет тише, и мы замыкаем круг, Задыхаясь от нежности, я прекращаю движенье. Пусть закончится танец последним касанием рук И глазами твоими с совсем не моим отраженьем.
Отечественная война 1812 года всколыхнула самосознание русского народа, пробудила интерес к собственной истории. В литературе стали популярными сюжеты на русские исторические темы, среди них — история о подвиге костромского крестьянина Ивана Сусанина. Известно, что поляки шли в Кострому, чтобы убить 16-летнего боярина Михаила Романова, но в пути они заплутали. Дорогу им вызвался показать крестьянин Иван Сусанин, но вместо этого завёл их в болото, где погиб вместе с ними[1][2][3].
Этот сюжет неоднократно встречается в литературе того времени, к нему обращались М. М. Херасков, А. А. Шаховской, С. Н. Глинка, позднее Н. А. Полевой (в драме «Костромские леса») и М. Н. Загоскин (по совету Жуковского). Особенно привлекла к себе внимание эта тема, воплощенная в книге «Думы» Рылеева. Ярко заметна близость глинкинской сцены в лесу монологу Сусанина из Рылеева[4].
История создания оперы[править | править вики-текст]В 1815 году в Петербургском Большом театре состоялась премьера оперы Катерино Кавоса «Иван Сусанин». Автором либретто был Александр Шаховской. Опера была написана в стиле французской «опера комик» — диалоги занимали почти столько же места, сколько и музыка. В ней Сусанин оставался жив.
История создания этой оперы представляется несколько запутанной и противоречивой, однако факты говорят о следующем. В период заграничной поездки по Италии и Германии (1830—1834 гг.), предшествовавшей началу работы над оперой, Глинку неоднократно посещали мысли о создании произведения, проникнутого национальным духом.
Все написанные мною в угождение жителей Милана пьесы <...> убедили меня только в том, что я шел не своим путём, и что я искренно не мог быть итальянцем. Тоска по отчизне навела меня постепенно на мысль писать по-русски [5].Эту же мысль Глинка высказывает в письме из Берлина к неустановленному адресату (S. T.):
Я думаю, что и я тоже мог бы подарить нашему театру достойное его произведение: пусть оно окажется не Бог весть чем, - я первый готов это допустить, - но это все же будет не так уж и плохо... Как ты полагаешь? Важнее всего найти сюжет. ; я, во всяком случае, хочу, чтобы все это было национальным, - прежде всего сюжет, а затем и музыка, так, чтобы мои дорогие соотечественники почувствовали себя дома, а за границей не приняли бы меня за хвастунишку и ворону в павлиньих перьях[6].Вернувшись в Россию он задумал сочинять оперу по повести Василия Жуковского «Марьина роща», но вскоре её оставил ради будущей оперы «Жизнь за царя».
Князь В. Ф. Одоевский вспоминал, что первоначальный замысел произведения на этот сюжет был в жанре не оперы, а оратории.
Дело в том, что первая мысль Глинки была написать не оперу, - но нечто вроде картины, как говорил он, - или сценической оратории. Все музыкальное создание в главных чертах его было уже в голове: помнится, он хотел ограничиться лишь тремя картинами: сельской сценой, сценой польской и окончательным торжеством. В этом виде с первого раза проиграл он мне всю оперу, рассказывая содержание, припевая и импровизируя, чего недоставало на листках. Я был невольно поражен оригинальностью мелодий, свежестию оборотов, глубиною гармонических сочетаний[7].Мы танцуем с тобой исключительно в темпе вальса,
Исключительно синее платье скользит под твоей рукой,
Но в движеньях твоих сквозит резкость танцора сальсы,
Что привык в алом платье танцОвщицу видеть с собой.
Но ты сам выбрал музыку в этом белеющем зале,
Сам придумал узорами вальса украсить паркет,
И на нас удивленно смотрел целый зал в непонятной печали,
От тебя ожидали лишь сальсу, со мной представляли балет.
Я иду за тобой, на повторе движения мыслей,
И как будто впервые сбиваюсь в привычных шагах,
Запинаюсь о смутные краски твоих жизней,
Но лишь ярче танцую, забывшись в твоих руках.
И мы движемся вместе в одном круговом направленьи,
Привыкая в глаза не смотреть и по выбранной схеме идти
И не в такт за плечами твоими танцует виденье,
Той танцовщицы в красном, с кем ваши сплелись пути.
С каждым шагом ее ты сбиваешься с нашего ритма,
Я же знаю, что ты так устал этот вальс танцевать.
Ты шагами выводишь свое столь любимое: «Рита»
Я держу твою руку, не в силах души удержать.
А музыка шепчет тише, и мы замыкаем круг,
Задыхаясь от нежности, я прекращаю движенье.
Пусть закончится танец последним касанием рук
И глазами твоими с совсем не моим отраженьем.